Итоги Cosmoscow 2020: про цифры, дискуссии и вдохновение

Несколько интересных цифр и фактов о ярмарке этого года  

• 62 галереи из России, Германии, Франции, Эстонии, Польши, Грузии, Австрии, Италии представили более 300 художников.
• В онлайн-платформе приняли участие еще 10 галерей из Великобритании, Мексики, Бельгии, Дании, Норвегии и России.
• Была запущена новая секция — «Сделано в Москве» — для поддержки столичных галерей вместе с Департаментом предпринимательства и инновационного развития.
• Впервые параллельно с Cosmoscow прошла ярмарка-сателлит blazar.
• 8-ю Международную ярмарку Cosmoscow в общей сложности посетили 9600 человек — максимально возможное количество с учетом ограничений Роспотребнадзора.
• Посещение было возможно по сеансам с фиксированным временем входа, квота по количеству людей на каждый сеанс — 600 человек. 
• Платформу Online Cosmoscow с расширенным составом галерей-участниц посетили более 11 500 уникальных пользователей, количество просмотров приблизилось к отметке 200 000. 
• В рамках ярмарки прошли 3 дискуссии при поддержке U magazine об искусстве и глянце, фетишизме в моде и юморе.

Дискуссии U magazine x Cosmoscow

На Медиафоруме Cosmoscow традиционно прошла интереснейшая серия дискуссий с участием медийных лиц и представителей знаковых изданий, для которых современное искусство стало важной составляющей успеха. В этом году тема форума — «Креативность как универсальная вакцина».

«Искусство и глянец: кто кого вдохновляет?» 

Эта дискуссия была посвящена коллаборации массмедиа и современных художников. Художники Миша Мост, Евгений Гранильщиков и представители мира медиа Алексей Дорожкин, Игорь Гребельников и Александр Перепелкин под руководством Юрате Гураускайте, главного редактора U magazine, обсудили, как глянцевые журналы и диджитал-медиа-платформы в современном мире приглашают к сотрудничеству самых актуальных художников и что из этого получается.

1 / 33

Миша Мост, художник: «Если относиться к глянцу как к СМИ, рупору, который передает информацию, то это, конечно, позитивная часть, но есть и негативная — она про недоверие, когда происходит слишком сильное навязывание консьюмеризма. Я вспоминаю время, когда фэшн-журналы были очень толстые, мы тогда экспериментировали, вырывали страницы с рекламой, и журнал становился в три раза тоньше. Это отрицательная сторона глянца. Если все же относиться к нему как к СМИ, которое несет информацию, когда тебе рассказывают о вкусе, о подходе к выбору вещей, интерьерах — я вижу в этом образовательную роль, и это безусловный плюс».

Евгений Гранильщиков, медиахудожник, режиссер: «Я начал вспоминать свои отношения с глянцем. И тут существует проблемная зона недоверия друг к другу. Когда я учился в школе Родченко, для меня как для воспитанника критических теорий было вообще невозможно никакое сотрудничество с модными журналами, мне казалось, что это другой мир, с которым я не хочу иметь ничего общего, и мне казалось, что это взаимно. Прошло какое-то время, и вот что получилось: на мой взгляд, очень сложно в формате журналов, которые у нас существуют, рассказать, что ты делаешь. Это и так сложно, это проблема любых диалогов. Я начинаю чувствовать недоверие и нечестность, когда какой-то хороший журнал, например мои друзья, делает какой-то материал, и я знаю, что они искренне хотят что-то про меня рассказать, про мои работы, но на это есть максимум разворот. Что в итоге из этого получается? Меня одевают в разные шмотки, которые я никогда в жизни не надеваю, некоторые стоят столько, сколько одна моя работа, и мы не говорим про искусство, потому что про него сложно говорить, и это не поле для диалога. В таком формате невозможно рассказать про фильмы, которые я сделал, про серии графики — это все просто не умещается. Я не знаю, что дает это наше сотрудничество, кроме того, что я рекламирую шмотки».

Алексей Дорожкин, главный редактор Elle Decoration Россия: «Если мы предоставляем художнику возможность высказаться на страницах журнала, пусть у читателя возникнет живая эмоция, пусть он перевернет страницы, пусть его передернет! Мы сделали историю с Таней Бродач, такой карантинный дневник, и для читателя, который хочет увидеть бежевый интерьер, это будет потрясением, его передернет, он может выбросить тот журнал, он, может быть, не хочет видеть эту измученную женскую фигуру, запертую в квартире, с больной спиной, которая не может передвигаться, только рисуя на айпаде, она может высказаться. Вот как можно показать интерьер и дать художнику высказаться на страницах журналов. Хотя с художниками очень сложно, у нас был опыт с Гарри Нуриевым, у нас была определенная задача: помимо тотальной инсталляции мы просили о небольшой функции, но нам было в этом отказано».

Игорь Гребельников, обозреватель газеты «Коммерсантъ», арт-критик газеты «Коммерсантъ», экс-шеф-редактор Harper’s Bazaar Art: «Не нужно недоверия, не стоит бояться перестать быть самим собой и предстать в костюме, что это сейчас делают даже такие крупные фигуры, как Марина Абрамович например. Это не страшно, это правила игры. На мой взгляд, сегодня мы находимся в таком моменте, когда оказалось, что главными точками соприкосновения моды, глянца и искусства оказались вопросы активиста политического».

Александр Перепелкин, редакционный директор The Blueprint, PR- и маркетинг-директор fashion-подразделения Mercury: «Глянец увлекся обслуживанием рекламодателей, возросла роль не фэшн-директора, а фэшн-маркет-эдитора (который считает все кредиты, чтобы всем дали столько, сколько нужно, согласно купленным билетам). Конечно, в этот момент журналы столкнулись с кризисом идей. И слава богу, что обратились к тому, где журналы раньше питались, — к художникам, которые пока не так коммерциализированы. Безусловно, искусство тоже коммерциализируется, но тем не менее искусство и художники — это еще пока поле чистых идей и креатива, а глянец, как утопающий человек, цепляется за кислород, пытается уцепиться за искусство».

«Фетишизация-2020: маска и перчатки в искусстве, моде и кино»

Пандемия сделала маски вынужденной нормой, и это вдохновило Георгия Острецова, Александра Арутюнова и Ольгу Михайловскую стать участниками паблик-тока и высказаться на тему того, насколько эти пандемические поиски связаны с вековыми метаморфозами маски, запечатленными в искусстве и моде. Модератором дискуссии стала Евгения Микулина, архитектурный критик, основатель независимого портала DesignChat.com.

1 / 42

Георгий Острецов, художник: «Нужно разделять театральную и сакральную линии. Сначала маски и правда были тотемом, культом предков. Затем появилась всем известная маска Тутанхамона — погребальная маска, постепенно такая маска стала элементом быта. Отсюда все переходит в церковь. Я с масками коммуницирую, потому что я как будто стесняюсь сам себя. Философ Плотин стеснялся своего плоского изображения, не разрешал себя портретировать. Это вообще тема любопытная: любой портрет, по сути, является маской, художник всегда эти маски создает».

Александр Арутюнов, дизайнер: «Как только я увидел новости и все, что происходило в Китае, я понял, что я сделаю маску как пригласительный на свой показ. Я хотел раздать их гостям, чтобы, если что-то случилось, они были подкованы. Так и появилась эта идея с масками, потому что медицинская маска на самом деле не сильно спасает. Я не вижу разницы между тем, чтобы носить на лице трусы или медицинскую маску. Конечно, приятнее носить красивую, вручную вышитую маску. Они у нас цветные и разные, чтобы каждый нашел свое, чтобы подходило бы под любую одежду человека. Обычные маски очень грустные».

Ольга Михайловская, fashion-журналист, автор канала в TG FrontFashion: «Маски с точки зрения фэшн никогда не были товаром, таким как сейчас. Однако на подиуме их всегда очень активно использовали, причем в полярно противоположных целях. С одной стороны, был всеми любимый Martin Margiela, который закрывал лица как чулком, он делал это осознанно — говорил, что не хочет, чтобы лица моделей отвлекали от одежды. Достаточно эгоистичная позиция, но при этом он начинал в 90-е, в эпоху топ-моделей, и он не хотел, чтобы смотрели на лица, все внимание должно было быть на его творчество. А другая сторона — театральная, например Mugler. Маска тут становится именно продолжением театрального костюма, Mugler лепил ее как скульптуру. Где-то посередине оказался гениальный McQueen. Сейчас еще Gucci используют маски. Алессандро Микеле говорит, что маска, с одной стороны, это анонимность, а с другой стороны, абсолютная свобода. Но, конечно, такого проникновения масок в реальную жизнь никогда еще не было».

«Юмор как панацея от всех потрясений»

Такого количества мемов, гифок, шуток, которые пересылались друг другу во время карантина, не было давно. Художники с хорошим чувством юмора тоже мгновенно среагировали на повестку. Именно в этот период тикток стал особенно популярным в стране и открыл новые таланты многих наших знаменитостей. Как изменился юмор сегодня и чего нам ждать завтра? На этот вопрос серьезно ответили Лев Евзович, Павел Пепперштейн, Игорь Самолет, Михаил Шац и Чума Вечеринка. Модератором выступила Евгения Попова, сооснователь Popov Foundation и Why Not Agency.

Лев Евзович, художник, AES+F: «Юмор хорош на фоне страха. Для меня очень хорошая картина, которая совмещает ужас и юмор, — это картина Брегеля «Торжество Смерти», которая посвящена Чуме. Художнику очень сложно говорить словами про свои работы. Это опасный путь, потому что можно свалиться в пошлость, когда серьезная тема освещается с юмором или пафосно. Здесь только вкус художника работает».

Павел Пепперштейн, художник: «Юмор каким был, таким и остался у тех художников, у которых он был. Если что-то надо цензурировать, то я, как правило, не возражаю, хотя сам этим не занимаюсь. Цензура сейчас становится общественным делом, и это, конечно, ужасная вещь, более пугающая, чем цензура, исходящая от властных структур. Получается, что надо бороться за свободу против демократии».

Игорь Самолет, художник: «Главное изменение, которое произошло за карантин: крупные музейные институции допустили художников в свои Stories на фоне пандемии. И это наполнило этот период всевозможными новыми плотными ощущениями. Когда ввели пропускной режим в Москве, я стал выписывать пропуска в своем Instagram. Мне "дозванивались" в прямой эфир, и я выписывал их — кому-то в лучшую жизнь, кому-то просто билет в музей. Соцсети музеев очень поменялись за это время, они наконец-то поняли, что контент в Instagram — это не просто публиковать свои афиши, которые размещаются на сайте, это не зеркало, это другая платформа, она более живая, и там можно делать контент, который заточен под публику. Очень классно, когда музеи готовы становиться более открытыми для новой аудитории. Вот "Гараж", например, завел TikTok».

Михаил Шац, шоумен, актер, продюсер, юморист, ведущий шоу «Дело было вечером» канала СТС: «Не могу сказать, что в последнее время меня что-то юморное впечатлило. За время карантина я стал фанатом документального кино, смотрю один за одним фильмы на Netflix. Что касается юмора, то у меня Instagram, я смотрю туда. TikTok я смотрю через плечо своей младшей дочери. Я понимаю, насколько это важная вещь, захватывающая молодой организм в себя. Из последнего мне очень нравится стендап, и это именно тот нецензурированный юмор в России. Правда, есть телевизионный (ТНТ-шный), а есть независимый, который идет по всем барам, стендап-клубам, и никакой цензуры там нет в помине. Если вы хотите неотфильтрованного юмора, показывающего, как общество думает, — welcome. Из молодых стендаперов мне нравятся Саша Долгополов, Идрак Мирсализаде, Артур Чапарян, Ваня Усович — все те ребята, которые побывали у главного ньюсмейкера — Дудя».

Чума Вечеринка, автор канала в TG и ТikTok Чума_Vecherinka: «Мне кажется, что юмор стал несколько короче, количество суперкороткого контента на YouTube возросло, ускорилось потребление, поэтому в трендах по миру стали появляться видосы, которые длились до пяти минут, и это суперкруто, потому что раньше YouTube любил видосы по полтора косаря, ой, полтора часа. Что касается юмора, TikTok очень повлиял за время карантина. Те, кто шутят, наполнены сплошными комплексами. И юмор — это защитная реакция. Нужно всегда вроде бы как подтрунивать, но немножко с осознанием того, что вам с этим человечком еще дружить».