Откровенный разговор с Юлией Ахмедовой: о шутках в адрес мужчин, харассменте, депрессии и злобных комментариях

Расскажите про формат вашего шоу и почему оно нужно на российском телевидении?

«Нам надо серьезно поговорить» — это фраза, которая сигнализирует о том, что намечается разговор об отношениях, когда женщина предъявляет что-то мужчине. Такой стереотип. Все началось с моих соцсетей. Я давно занимаюсь стендапом, и мне часто в личку или на почту писали девушки что-то из серии: «Вы знаете, у меня с мужем такая ситуация, если вы это как-то обшутите...». Я поняла, что из всего, что я делаю в стендапе, людям наиболее близка и интересна тема отношений мужчин и женщин. А поскольку женщины присылают мне свои реальные истории, я подумала, что гораздо круче рассказывать их с ними вместе. Так что я приглашаю девушку, она рассказывает свою ситуацию, допустим: «Мы с парнем четыре года вместе, а он не делает мне предложения». Рассказывает какие-то внутренние моменты — как они ласково друг друга называют, как он не поздравил ее с годовщиной и тому подобное. На основе этого материала я пишу стендап. А потом девушка приводит парня, который ни о чем не подозревает, в стендап-клуб, я начинаю выступать и в какой-то момент обращаюсь к нему, и происходит такой разнос. В конце он дает микроинтервью, где говорит, что понял или не понял. У нас уже есть одна пара, которая после нашего стендапа поженилась, они нас даже поблагодарили.

Не боитесь, что такой разнос вызовет негативную реакцию у мужчин? Не покажется ли им это насмешкой?

Мы сразу предупреждаем девушек, что не делаем жестких разносов, никого не оскорбляем, не унижаем и ни в коем случае не высмеиваем мужчин. Это просто легкий сарказм, сатира.

То есть не будет такого: ах ты, такой-сякой, не женился на девушке, хотя обещал пять лет назад?

Нет, у нас другой вопрос: почему ты обещал? Все в очень легкой форме, потому что прежде всего это развлекательное шоу. Мы берем проблемы, которые знакомы многим, например: он играет в компьютерные игры, или он не делает предложение, или пообещал, что «мы сходим в оперу», а за 10 лет так ни разу и не сходили. Мы называем шоу социально-юмористическим, но это не социальный эксперимент, у нас не будет проблемы в духе: мой муж — алкоголик. Потому что, если я сделаю про это стендап, ничего не изменится. Нам присылают истории о домашнем насилии, и мы отвечаем, что это не наш формат, у нас развлекательное шоу, но вот есть такие-то места, ссылки и люди, которые могут помочь вам с этой проблемой. Мы стараемся не проходить мимо этих историй.

«К Путину у меня много вопросов, но я не смогла бы задать их напрямую».

В прошлом году вы поехали в сольный тур «Нет харассменту» по России. В чем был его главный месседж?

В России пока не готовы на полном серьезе рассматривать проблему харассмента, и во время концерта я рассуждала о том, почему это так и когда ситуация изменится. Даже Америка шла к этому 20 лет. Я имею в виду скандал с Моникой Левински, когда она была осуждена обществом и потеряла все, — это было 20 лет назад. А я понимаю, что, случись этот скандал сейчас, она была бы героиней номер один, иконой, и все были бы на ее стороне. Мы в России пока не прошли этот путь, у нас все еще сводится к поговорке: сука не захочет — кобель не вскочит. Все истории заканчиваются вопросами: а что ты так оделась откровенно? а что ты так себя вела? Вот об этом я рассуждаю.

Как этот стендап-концерт приняли в разных городах, какой вы получили фидбэк?

Во время концертов я спрашивала зрителей, знают ли они, что такое харассмент, кто такой Харви Вайнштейн. И если в Москве и Питере с этим проблем не было, то в каком-нибудь провинциальном городе на вопрос про харассмент аплодировали только процентов тридцать зала, а на вопрос про Харви Вайнштейна еще меньше. Тогда я занималась, так сказать, просветительской работой, чтобы людям было понятно, о чем я вообще шучу. Но когда я поехала с этим концертом в тур по Америке, то увидела вообще другую реакцию. Во-первых, там не надо никому ничего объяснять, во-вторых, для них это действительно острая тема, она касается каждого. А когда ты в России рассказываешь, что есть вот такая проблема, которая началась с голливудских звезд, людям кажется, что это от них далеко. Несколько человек после моих выступлений написали в комментариях, что им пришлось гуглить во время концерта. Но думаю, что даже если десять человек, среди которых есть хотя бы один мужчина, узнали что-то новое для себя и изменили отношение к проблеме, это уже успех. После одного концерта какой-то мужчина написал мне, что он пересмотрел свое отношение к харассменту, не думал, что это такая серьезная проблема для женщин. Вот это очень круто, я считаю. Венцом этого тура был концерт в Москве, в театре Маяковского, который мы отсняли и который, скорее всего, этой весной покажут на ТНТ. Наверное, о какой-то конкретной реакции можно будет говорить после эфира.

А вы смотрели The Morning Show?

Да, я как раз была в туре по Америке со своим концертом, когда вышел этот сериал. Он очень крутой.

Вы часто сталкиваетесь с сексизмом по отношению к себе? Как реагируете?

У меня был один знакомый, к которому я хорошо относилась, и однажды во время какого-то разговора он говорит: «Ну да, я сексист». И у нас с ним тогда прямо жаркий был спор. Я даже перестала после этого с ним общаться, а он искренне не понимал, на что я обижаюсь. Но если мужчина женщине говорит, что он сексист, как я должна к этому относиться? Я ему объясняю: это то же самое, что говорить чернокожему, что ты расист. «Нет, это не то же самое, — говорит он мне. — Вот расист, нацист, гомофоб — это одно, а сексист — другое». Вот такое у нас отношение к сексизму. Конечно, сексизм есть. О чем вы говорите, если меня в каждом интервью спрашивают: «А вот говорят, что женского юмора нет, что вы думаете?» У нас, к сожалению, пока сексистское, патриархальное общество.

«В России пока отношение к харассменту сводится к поговорке: сука не захочет — кобель не вскочит».

Когда вам пишут сексистские комментарии, критикуют выступления, вас это расстраивает?

Слушайте, я столкнулась с первыми комментариями, еще когда играла в КВН. Тогда не было инстаграма, но были сайты, куда выкладывали выступления, и под ними писали комментарии. Я очень резко на них реагирую, мне до слез обидно читать какие-то оскорбления, угрозы. Я всегда сильно из-за этого расстраиваюсь и потом об этом думаю. В какой-то момент мне все мои друзья сказали, да и я сама пришла к тому, что не нужно вообще читать, что пишут. Потому что я такой человек: я могу открыть фото или видео, и под ним будет, например, 50 хороших комментариев, а один будет: «Что за дерьмо?», и я буду обращать внимание только на него. И вот эти все убеждения, что для меня должно быть важно только мнение людей, которых я уважаю, на меня не действуют. Поэтому я решила просто не читать комментарии, у меня есть помощница, которая у меня в инстаграме их вычитывает, что-то удаляет, наверное. Но в основном она вычитывает директ, туда тоже приходят очень негативные сообщения, а она его просматривает на предмет рабочих предложений, а все остальное просто стирает. 

Люди у нас не привыкли держать в себе негатив.

Да, люди очень злые. Был один чувак, который каждый день мне писал: «Я ссу тебе на лицо». Я рассказала про него в стендап-шоу, которое вышло в эфир ТНТ в воскресенье вечером, а утром открываю инстаграм, а у меня в директе около сотни сообщений, и в каждом написано: «Я ссу тебе на лицо». То есть мой монолог не сподвиг людей подумать о том, что такие вещи могут задеть кого-то, вместо этого они написали мне несколько сотен подобных сообщений, и так продолжалось потом еще несколько месяцев. До сих пор иногда это всплывает. Поэтому комментарии — это не мое.

Одна из важных тем ваших монологов — депрессия и опыт общения с психологами. Как вы решили, что будете делиться личным опытом публично, со сцены? 

А я ничего не решала. Стендап — это про личность. Большая часть моей личности — это моя болезнь и моя борьба с ней, и я об этом рассказываю, как и обо всем, что со мной происходит. Стендап — это боль. Если что-то занимает большую часть моей жизни, я буду об этом говорить. Самый первый свой монолог я начала с того, что я комик, который пьет антидепрессанты. На концертах я рассказываю об этом для того, чтобы люди, услышав от кого-нибудь фразу «У меня депрессия», понимали, что это серьезно.

«Стендап — это про личность, а большая часть моей личности — это моя болезнь и борьба с ней».

Были ли в вашем окружении люди, которые, узнав, что вы обращаетесь к психологам за помощью, не поняли этого, отвернулись от вас?

Вообще, нет. Единственное, была ситуация, когда моя подруга рассказала своему мужу, что я пью антидепрессанты, и он потом, когда они развелись, говорил всем, что я наркоманка. А так, наоборот, все мои друзья стали больше обо мне заботиться, терпят меня в каких-то моих состояниях. Потому что, когда ты находишься на вершине депрессии, ты не очень социально активный человек, не очень приятный. И меня, например, очень раздражало, когда находишься в жестком депресняке, а все вокруг такие: «А что ты невеселая, почему грустная?» Но когда я всем друзьям сказала, что у меня депрессия, они стали спрашивать, как у меня дела, не стало ли мне хуже. То есть они понимают, что я не всегда это контролирую.

На какие еще темы вам сейчас важно говорить в стендапе?

Я сейчас стопроцентно поглощена своим новым шоу и отношениями между мужчиной и женщиной. Что будет потом — посмотрим.

Вы уверенный в себе человек?

Нет. Я очень не уверена в себе.

Мне всегда казалось, что неуверенный в себе человек не сможет заниматься публичной профессией. Как тогда в вашем случае сложилась карьера стендап-комика?

Не знаю. Я просто все детство смотрела КВН, как все мы, с родителями. Потом поступила в институт, там было объявление о наборе в команду КВН. Сначала мы ходили на массовки, потом решили создать свою команду. Я в основном плыла по течению. После КВНа мне предложили писать для комиков, потом был Stand Up на ТНТ. Я поняла, что никаких важных решений, касающихся карьеры, не принимала, как-то все складывалось само собой.

То есть страха перед сценой у вас не было?

Страх перед сценой есть и сейчас, я волнуюсь перед каждым выступлением, просто стараюсь этот страх побороть, взять себя в руки.

Тем не менее вы не думали о том, что раз есть страх, значит, сцена — это не для вас?

Таких мыслей не возникало, нет.

Как вы сейчас боретесь с волнением перед выходом на сцену?

Блин, не знаю. Вот поехала я в прошлом году в тур, стою каждый раз перед концертом за кулисами, зал аплодирует, ждет моего выхода, а у меня в голове мысли: неужели все эти люди купили билеты и пришли посмотреть на меня? Я всегда очень сильно волнуюсь до первого смеха, но как только зал рассмеялся первый раз — все, случился контакт.

«Опра Уинфри, как и я, вечно сидит на диетах, так что мы могли бы вместе хорошенько поесть».

Бывало так, что вы ждете смеха на определенном моменте, а его нет?

Так проходит большая часть выступлений. Иногда зал не реагирует там, где ты думал, что сто процентов зайдет, а реагирует там, где ты вообще не делал ставку. Каждый зрительный зал, как живой организм, зависит от ситуации, настроения. Зависит даже от того, какая погода на улице — замерз ли человек или промок. А может, он в пробке простоял. Есть много нюансов, независимых от нас, комиков.

Пару лет назад в одном из интервью вы сказали, что поужинали бы с Опрой Уинфри. Почему именно с ней?

Потому что она вечно сидит на диетах, как и я, и мы бы смогли вместе хорошенько поесть. Без сомнения, это умная и великая женщина. Но я, к сожалению, не так хорошо знаю английский, так что нам было бы не так интересно.

А с кем еще вы бы встретились тет-а-тет, чтобы задать волнующие вопросы?

Не знаю. Говорить, что я бы с Путиным встретилась или что-то из этой серии, не хочется. Нет, к Путину у меня, конечно, тоже была бы масса вопросов, но я бы не смогла их задать вот так напрямую.

Где вы проводите время, когда не работаете, где любите отдыхать?

У меня есть принцип: я не приезжаю в один и тот же город дважды, даже если мне очень там понравилось, потому что есть еще много прекрасных мест, в которых надо успеть побывать. Но есть два исключения: это Нью-Йорк, который меня просто покорил, и Шри-Ланка. Я уже четыре Новых года подряд встречала на Шри-Ланке, мне там очень нравится. А не так давно мы с друзьями открыли на острове свой серф-отель, и я раз в год туда приезжаю уже как к себе на дачу: все люди знакомые, ты можешь ходить в спортивных штанах, весь отпуск не краситься, океан, фрукты... Я просто бешеный фанат серфа, не столько как вида спорта, сколько самой серферской субкультуры. Серферы — очень открытые, незашоренные люди, а океан вообще вымывает любую депрессию.

А чем в Москве занимаетесь в свободное время?

Читаю, хожу в кино, встречаюсь с друзьями — ничего необычного. В кино хожу на все кассовые фильмы, стараюсь не пропускать. В смысле литературы я вообще всеядна. Когда-то я прочитала «Девушку с татуировкой дракона» Стига Ларссона, мне очень понравилось, и я взялась за детективы Несбё. Мне нравятся скандинавские триллеры, для меня это приятное легкое чтение. Я могу заехать в книжный, купить новый томик Несбё и всю субботу читать его дома и получать кайф.

Какие стереотипы вас раздражают?

Есть, например, стереотип, что Воронеж — плохой город, но на самом деле там не плохо. Есть стереотип о том, что незамужние женщины под 40 — это какие-то бабы в меховых шапках. Но я, незамужняя женщина под 40, себя такой не чувствую, я так не выгляжу. Короче, многие стереотипы ошибочны, поэтому все они меня бесят.