Сати Спивакова — о феномене Марии Каллас, винтажных очках и амулетах на удачу

В одном из интервью вы упомянули, что «Канарейка» — один из лучших подарков к вашему юбилею (7 января – прим. U magazine). Почему эта постановка так важна для вас? 

Каждая новая постановка для меня — еще одна ступенька вверх. Я, можно сказать, вернулась в профессию спустя почти 30 лет, поэтому каждая роль — сродни сокровищу. А роль Марии Каллас важна еще и потому, что играю я в Театре Наций, где чувствую себя дома. Ведь это уже третий спектакль в этих стенах, но первый, в котором на мне фактически вся нагрузка. Мы намеренно не стали выводить в название имя Марии Каллас, чтобы освободиться от необходимости портретного сходства, ведь все знают Каллас по документальным фильмам, фотографиям, многочисленным воспоминаниям. Но если возвращаться к вопросу, почему для меня так важна «Канарейка», то думаю, что это очередной вызов, а вызовы — единственное, что не дает мне чувствовать, что старею и впадать в отчаяние.

С кем из людей, которые знали Каллас лично, вы консультировались во время подготовки к спектаклю?

Я была дружна с одним из ее агентов, отвечавшим за грамзаписи Марии — выдающимся импресарио Мишелем Глотцом. Позже он работал с моим мужем Владимиром Спиваковым, но Каллас тогда уже не было в живых. Глотц общался с ней с конца 1950-х и до последнего дня. Кстати, одна из финальных фраз в спектакле «Канарейка», которую мы вложили в уста Ферруччо — реального персонажа, помощника Каллас, — как раз воспоминания Мишеля Глотца из документального фильма о Каллас. Мы общались с Мишелем в конце 1990-х — начале 2000-х, и он трепетно хранил память о Марии, очень много о ней рассказывал. Ее портреты, вещи, письма — благодаря Глотцу я могла ко всему этому прикоснуться.

Еще у меня была возможность поговорить и с Фанни Ардан, которая дважды играла Каллас: в фильме Дзеффирелли «Каллас навсегда», (на мой взгляд, потрясающе), и в пьесе Макнелли «Мастер-класс» в постановке Поланского, которая легла в основу нашего спектакля.

Насколько я знаю, текст Макнелли претерпел большие изменения. Насколько сильно «Канарейка» отличается от «Мастер-класса»?

Это абсолютно разные пьесы. Мы начали работать с  пьесой «Мастер-класс» еще осенью 2021 года. И в какой-то момент Евгений Витальевич Миронов после долгих раздумий сказал мне и режиссеру спектакля Дмитрию Сердюку: «Давайте определим основную тему спектакля. Почему мы сегодня берем пьесу, которая существует с начала 1970-х?». «Мастер-класс» — это очень бенефисная история, позволяющая вызвать у зала широкий диапазон эмоций: рассмешить, взбудоражить, растрогать. Вкратце это история о том, как Каллас в начале 1970-х годов давала мастер-классы в нью-йоркской школе Джуллиард. Сохранились фотографии и аудиозаписи этих мастер-классов, с которыми можно ознакомиться и понять, насколько интересно и ярко их проводила Каллас.

По мотивам этих занятий драматург Макнелли написал пьесу, где, по сюжету, к Марии на мастер-классы один за другим приходят певцы. Однако, в пьесе она предстает абсолютно вздорной, капризной дивой, которая каждого учит, как нужно петь, как нужно жить, не давая никому открыть рта. Это меня в пьесе Макнелли раздражало. К слову, Глотца тоже: «Как можно писать в угоду толпе пьесу, которая даже близко не соответствует тому, какой была Каллас? И она уже никак не может себя защитить, потому что ее нет в живых».

По сюжету, Мария ерничает над всеми, но через это ерничество выходит на два очень откровенных монолога о своей судьбе. Нам с Евгением Витальевичем показалось, что нужно ставить эту пьесу, делая акцент на невероятном одиночестве Каллас — в декорациях заброшенного учебного класса, показывая противоречие между тем, что ей кажется, будто она по-прежнему звезда и дива в самом зените, а на самом деле все уже совсем не так. С самого начала работы над спектаклем начались сюрпризы, пьеса не давалась, она как будто нас испытывала. В феврале 2022 года правообладатели из США отозвали правана постановку «Мастер-класса». К тому моменту замечательный художник Александр Боровский уже придумал декорации — некое зазеркалье, где смешивается реальность и воспоминания. И было принято решение переписать всю пьесу. Мы с Дмитрием Сердюком решили, что вместо мастер-класса на сцене развернутся воображаемые события трех последних дней перед ее внезапной кончиной. Изменили имена действующих лиц: ее ученица превратилась в помощницу по дому, ученик — в психолога. Это очень интересно сыграть, ведь никто наверняка не знает, при каких обстоятельствах она умерла. 

Ее друзья рассказывали и писали, что Мария бесконтрольно принимала огромное количество антидепрессантов, транквилизаторов и снотворных и могла находиться в состоянии измененного сознания, путать прошлое и настоящее, заговариваться

Насколько вольно вы обошлись с биографией певицы?

Достаточно вольно. Это ничуть не биографическая история, но ряд важных ключевых, моментов мы, разумеется, оставили реальными. Например, мы соблюли точность имен ее помощников, названий постановок, которые она упоминает. К слову, кое-что с точки зрения фактов нуждается в правке и у Макнелли. У него в конце первого акта Мария заявляет: «Я брала верхнее до».  Верхнее «до» — это  обычная нота для любого сопрано, показательно верхнее «ми».  Каллас как раз могла брать это «ми», и даже «фа»

Есть много рассуждения о том, почему Каллас стала великой певицей. Критики заявляли, что у нее был не совсем классический для сопрано голос…

Нет, это неверно. У нее изначально были удивительные музыкальные данные и это одна из причин, почему Каллас до сих пор — эталон и мерило оперного пения. Она очень много работала над собой — даже во время войны с раннего утра до позднего вечера пропадала в консерватории. Каллас досконально освоила технику «бельканто», а долгое время композиторы писали, основываясь не на драматургии образа, а именно на этой вокальной технике. Это идеальное сочетание верхнего, среднего и нижнего регистров, их ровность, идеальный баланс в технике трели и быстрого пения. Такое совершенное владение техникой вызывало восторг. При этом сам автор, скажем, Беллини, не требовал от исполнителя актерской игры и драматургии. И уникальность Каллас именно в том, что она привнесла в «бельканто» страсть, актерское содержание. Многим даже казалось, что это чересчур смело.

У голоса Каллас был недолгий золотой период. То ли от того, что она стала петь слишком рано, то ли от того, что выступала слишком много, не щадя собственных сил, она довольно рано начала терять ровность регистров. Многие предполагали, что свою роль в этом сыграло резкое похудение почти на сорок килограмм, а потом и встреча с Онассисом и то, что женская сторона её натуры перевесила профессиональную. Встретив Аристотеля, Мария сама уже понимала, что ее голос устал, и оставила сцену на два года. Но говорить о том, что их роман стал причиной завершения ее карьеры — не верно. Она не выступала два года, а роман продлился восемь лет.

Другое дело — психологическое давление, которое обрушилось после того, как Онассис ее бросил и она узнала из газет, что он женился на Жаклин Кеннеди. А ведь она пошла на все, чтобы у их романа было счастливое продолжение: сделала аборт, отказалась от американского гражданства, взяла греческий паспорт, чтобы суметь заключить с ним брак, поскольку с первым мужем Баттиста Менегини они были повенчаны, — сделала все, чтобы сохранить единственного мужчину, который, как казалось, ей подходил. Поставила на этот роман всю свою жизнь, и проиграла.

Что было самым сложным в работе над ролью? Какую черту характера Каллас оказалось сложнее всего передать?

Любую роль играть сложно. Для меня тяжело было удержаться от соблазна сыграть совсем умалишенную, было важно сохранить двойственность ее состояния. Знаете, как бывает с не очень здоровым человеком, который вроде сидит и адекватно общается, а через пять минут может вас не узнать...

Какую роль играет в постановке оперное искусство?

Конечно, мы не могли обойтись в спектакле без оперы. В спектакле оригинальная музыкальная партитура, написанная  замечательными молодыми композиторами — Федором Журавлевым и Полиной Лундстрем. Мы намеренно хотели уйти от того, чтобы опера звучала постоянно. Голос Каллас безусловно возникает в спектакле, она поет и говорит, но музыка использована очень деликатно и грамотно. Конечно, можно было нашпиговать постановку оригинальными ариями в исполнении Каллас, сопроводив биографической справкой, но тогда у нас получился бы документальный фильм или радиотеатр.

Какая из исполненных Марией партий или опер ваша любимая?

Когда хорошо знаешь оперу, не бывает любимых. Все обожают ее «Норму» Беллини. И для Каллас это была одна из любимых партий, которую она исполняла более 90 раз! Каллас невероятно пела Леонору из «Силы судьбы» Верди, божественно пела оперу «Андре Шенье» Умберто Джордано. Пожалуй, сейчас мне ближе всего как раз ария Леоноры из «Силы судьбы», которая звучит в конце нашего спектакля. Она разрывает душу.

В начале разговора вы упомянули, что Каллас будто испытывала вас во время работы над спектаклем. Каким образом?

Например, моя хорошая подруга, великая оперная певица Хибла Герзмава всех своих героинь: Тоску, Норму, Медею — называет «мои девочки». Перед спектаклем говорит: «Мои девочки, пожалуйста, можно мы сегодня позвучим? Звучите!». Это актерская история: когда играешь любого персонажа, не важно, реального или нет, известного или безвестного, стараешься с ним общаться. Когда не стало Каллас, мне было 15 лет, и, живи я в Париже, я теоретически могла бы ее знать. Но у меня ощущение, что я и так ее знаю, пытаюсь домыслить, какая она была дома, когда ее никто не видел, какими пользовалась духами, какие у нее были жесты, походка, манера одеваться, держать спину, смотреть. То, что она меня будто испытывает и не дается, ощущалось с самого начала: даже самый простой текст не ложился, не учился, приходилось прилаживать его под себя. Я постоянно прослушивала документальные моменты, где она не поет, а говорит, чтобы понять интонацию голоса. В жизни голос у нее был высокий, довольно резкий, не обволакивающий, не бархатный.

Насколько интересно будет смотреть спектакль неподготовленному зрителю, который не знает, кто такая Мария Каллас и детали ее биографии?

Надеюсь, что будет. Мы целенаправленно не ставили слишком глубоко уходящий в музыкальную культуру спектакль. Это постановка о женщине и ее одиночестве. О том, что иногда бывает так: выбирая любовь, мы теряем то, что дано нам от бога. О том, что посланный богом огромный талант — это не только счастье, но и испытание, ответственность. Каллас была слишком живым человеком, чтобы быть полноценно дивой, она была слишком ранимой. Поэтому в конце она приходит к выводу, что главным в жизни было не изменять себе и своему таланту. Полюбив Онассиса и поставив любовь выше своего дара, она себе фактически изменила. И это главный лейтмотив спектакля — дар может быть огромным, но невероятно хрупким, как сама жизнь. Поэтому, надеюсь, спектакль  наш будет интересен и неискушенной в музыке публике, потому что он - про талант и судьбу.

А вы проводили параллели между собой, своим характером и Каллас?

Никогда. Более того, играть себя — это ведь совсем не интересно.

А если не говорить о том, чтобы играть себя и искать свои черты в характере героини, а об эффекте, когда читаешь произведение и в поступках или поведении героя узнаешь себя?

Такое, конечно, случается. И речь даже не о пьесах, а об отдельных персонажах. В «Канарейке» я фантазирую на тему, какой была Каллас, но леплю ее из себя и своего голоса и движений. В кино, например, сходства с персонажем можно достичь с помощью грима, как это было с Марион Котийяр в «Жизни в розовом цвете», где она играла Эдит Пиаф. У нас такой задачи не стояло, хотя я даже вычитала, какой марки очки носила Мария.

Я обратила внимание, потому что это довольно редкая флорентийская марка.

В нескольких оптиках в Париже сейчас продают винтажные реплики этих очков L.G.B. Я не поленилась, нашла и купила себе эту оправу. Есть фотографии последних лет Марии в Париже, на которых она всегда в этих очках.

Я старалась собрать образ Марии по крупицам,  пыталась поймать и присвоить ее жесты: у нее были удивительно длинные пальцы и очень выразительные руки.

Но похожести в нас нет. Даже читая ее письма, я узнавала, что она была очень несчастным, нелюбимым ребенком. К счастью, мне это незнакомо. У меня большая дружная семья, а Мария Каллас была безумно одинока. Она — гениальная певица, а я никогда не претендовала на легендарные заслуги в творчестве. В этом смысле параллелей нет.

У вас есть ритуалы перед выходом на сцену?

Думаю, у всех артистов они есть. Ритуал — это всегда опора. Из суеверия думаешь: «Если сейчас вот этого не сделаю, три раза не перекрещусь, не потрогаю вот этот и этот амулет, все будет плохо». У меня есть сумочка с амулетами, которые мне дарили разные люди и все они мне очень дороги. Одна подруга подарили иконку, муж — маленькую фигурку совы с флейтой, знакомый гуру дал несколько специальных монеток, которые нужно потереть, друг — ракушки и каштаны из Крыма. Все это я выставляю на гримировальном столике  задолго до спектакля. Хотя соблюдение этих ритуалов не что иное как суеверие,  все равно должно быть то, что тебя греет и дает силы. Хотя в идеале, эти силы должны появляться откуда-то изнутри.

То есть каждый раз перед спектаклем все амулеты потерты и потроганы?

Да!

Тест: какой досуг подойдет именно вам Читать

10 лучших модных образов актрисы Хлои Севиньи Читать

О криптовалюте простым языком: как разобраться в теме и стоит ли вкладываться в нее сейчас? Читать