Проект «13». Павел Филиппов: «Говорят “не сотвори себе кумира” — а я его сотворил»

Павел, вы лишь два сезона в труппе Московского Художественного театра, а у меня чувство, будто вы состоите в ней давным-давно.

У меня тоже такое чувство. Я ведь пришел в театр в 2016 году. Моя первая роль была в спектакле Яна Кляты «Макбет».

Сколько вам тогда было лет?

16. Помню, на прогоне «Макбета» поднимается занавес, мы, солдаты Макбета, лежим на сцене в тысяче зеленых воздушных шариков, и я думаю: «Мне 16 лет, а я уже на сцене Художественного театра. Круто!»

А как вы попали в этот спектакль?

Я учился на втором курсе Московской театральной школы Олега Табакова. И к нам пришла многолетняя помощница Табакова Ольга Семеновна Хенкина, чтобы отобрать ребят в массовку «Макбета». Пригласили 21 человека: пять с моего курса, десять — с курса младше и еще несколько ребят постарше. Сначала мы несколько месяцев занимались с балетмейстером Доминикой Кнабек, которая ставила танцевально-акробатические номера. А дальше режиссер сказал: «Есть маленькая роль на четыре реплики, и играть ее будет кто-то из вас». А так как я везде танцевал на первой линии, безумно хотел играть, просто весь сиял, то Доминика меня заметила. Она вывела меня за руку и сказала: «Давайте это будет Паша». И мне дали роль. Четыре реплики и общая сцена с Алексеем Кравченко, который играл Макбета, — это было такое счастье! Просто какой-то катарсис.

Причем я единственный играл без микрофона. У меня хватило наглости заявить режиссеру: «А зачем мне микрофон? Я могу говорить громко!» Он возразил: «Но все работают с микрофонами». А я: «Давайте на прогоне я буду играть без микрофона, а вы садитесь подальше и послушайте». Клята офигел, наверное, от моей наглости, но сел в конце зала и потом сказал: «Отлично. Так и играй».

Для меня микрофоны на сцене – больной вопрос. Я не понимаю, почему сегодня их постоянно используют в спектаклях даже в малых залах.

Я тоже не понимаю. Я готов рвать связки, но играть без микрофона. Потому что это совершенно другое существование на сцене. С микрофонами мы приближаемся к киношному существованию, когда артисты работают на крупный план. Конечно, в этом тоже есть своя эстетика и свои плюсы. Но, видимо, тут включаются мои амбиции — хочется, чтобы мы, как артисты, были больше, крупнее. И кажется, для того, чтобы этого достичь, нужно поработать без микрофонов.

В спектакле МХТ «Как вам это понравится?» в постановке Юрия Муравицкого, где вы играете придворного Ле-Бо и пастуха Сильвия, как раз и работают без микрофонов.

Да, это такая веселая ироническая игра в шекспировский «Глобус», в площадной театр. Мы представили, как артисты могли декламировать стихи в елизаветинские времена. Ощущение очень крутое! Возникают совсем другие инструменты общения с партнером и с залом, другой энергетический заряд.

Вы с детства на сцене. А как увлеклись театром?

В 9 лет я мечтал научиться играть на фортепьяно или на гитаре. И в какой-то момент мы с папой стали искать мне музыкальную школу. Однажды ехали в метро и услышали рекламное объявление (тогда в метро еще крутили рекламу), где сказали, что идет набор в студию «Маленькая Луна» при Театре Луны. И что там ребенка научат всему: танцу, вокалу, игре на музыкальных инструментах. Я пришел туда. Оказалось, что им в спектакль Театра Луны требуется мальчик моего возраста на роль Лешего. А у меня в то время была огромная копна рыжих волос. И они меня взяли. Сказали: вы нам нужны в спектакле, приходите заниматься. Я безумно полюбил студию, и в 8 классе ради нее стал даже школу пропускать.

В итоге я переиграл все детские роли в спектаклях Театра Луны. И понял, что в жизни меня интересует только актерская профессия.

Почему пошли учиться именно в Театральную школу Олега Табакова?

Дело в том, что я был знаком с моими нынешними коллегами по МХТ задолго до того, как сюда пришел. Я в детстве снимался с Юлией Чебаковой, дружил с Кузьмой Котрелевым, он постарше меня на пару лет. Мы встречались на киностудиях. Знал Дениса Парамонова (все трое — артисты МХТ имени А.П. Чехова — прим. А.М.) И я узнал, что ребята — Денис и Кузьма — учатся в школе Олега Табакова. Позвонил Кузьме, он мне все рассказал про этот колледж. Я говорю: «Ну все, я к тебе поступаю!» А он: «Да ты еще поступи!» Но у меня вообще не было страха, я считал: раз я очень хочу, значит, все должно получиться! Так и случилось.

Олег Павлович часто бывал в колледже?

Постоянно. Приезжал к нам на самостоятельные показы, даже на капустники. Олег Павлович очень любил колледж. И я его продолжаю любить, хотя и давно уже закончил, — потому что я благодарен тому теплу и заботе, которыми нас окружил в колледже Табаков. Мы ни в чем не нуждались, единственное, что от нас требовалось, — учиться и заниматься творчеством. И сегодня, работая в МХТ, я стараюсь отдавать ту любовь, которой меня окутывали там. Вот я сижу с вами разговариваю — а вокруг меня ореол той любви. Есть такая фраза «не сотвори себе кумира». Но я сотворил и не вижу в этом ничего плохого. Мне хочется быть похожим на Олега Павловича.    

Дальше вы поступили в Школу-студию МХАТ, что довольно нетипично, ведь многие выпускники Московской театральной школы Олега Табакова просто идут работать по профессии, а не снова учиться.

Мне всегда было очень важно получить высшее образование, я хотел быть разносторонне развитой личностью. В то время я репетировал спектакль в МХТ с Игорем Яковлевичем Золотовицким — «Офелия боится воды». На репетициях спросил совета у Игоря Яковлевича, куда лучше идти, и он рекомендовал мне поступать везде. А в тот год набирали очень сильные мастера. И я везде прошел вплоть до конкурса.

Сложно было выбрать?

Я всегда хотел в Школу-студию, я ведь уже играл в МХТ. Вообще конкурс у всех мастерских назначается на один день. Видимо, это делается для того, чтобы каждый абитуриент для себя определился, чтобы не было метаний, запасных вариантов. Есть в этом какое-то соперничество. Если ты уже дошел до конкурса, скажем, в трех театральных институтах — будь добр, сделай выбор. Накануне конкурса мне позвонили из мастерской Олега Кудряшова и спросили: «Павел Борисович, а почему вы не приносите документы? Мы ждем вас на конкурсе и вообще-то хотели бы видеть вас на курсе». Тогда я позвонил Игорю Яковлевичу и спросил, что мне делать. И Игорь Яковлевич по секрету сказал: «Паш, никуда тебе не надо идти. Все у тебя хорошо».

У вас в Школе-студии было чувство, что вы уже все знаете и учиться вам нечему?

Оно у меня было весь первый курс. Я тогда существовал на полном отрицании происходящего. Первый год в театральном вузе — это вообще очень тяжело. Это настоящий курс молодого бойца. Каждый день с 9 утра до 12 ночи ты занимаешься всем, чем только можно, от мытья полов и переноски декораций до разбора сложнейших текстов Шекспира или пьес театра абсурда. У тебя нагрузка не только физическая, но и моральная. Это просто изнемогающая тяжесть. А я еще и должен был успевать приезжать в МХТ и выпускать тут два спектакля — премьеры «Офелия боится воды» и «ХХ век. Бал» состоялись в ноябре и декабре 2018 года. И у меня внутри росло сопротивление: почему я должен придумывать этюды про животных, почему меня ругают за какого-то кабанчика, который у меня не выходит, когда я играю большие драматические роли? Когда я выхожу на сцену с Натальей Максимовной Теняковой в спектакле «Офелия боится воды», и я веду эту сцену, и зал смеется? А на следующее утро я прихожу в аудиторию и мне говорят: «Очень плохой этюд. Вообще не туда».

Я понял, что театр одно, а учеба совершенно другое. И долго думал, как бы мне процессуальность, которая есть в обучении, перевести в результат, который я должен выдавать на сцене. Как все это соединить? И до сих пор об этом думаю. Мне важно находиться в поиске, быть живым.   

Я помню, как вы, еще студентом, начали репетировать роль Феофила в спектакле Виктора Крамера «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена». От вас сразу было ощущение уверенности, мастеровитости.

Понимаю, о чем вы говорите. Я бы сказал, что это моя защитная подушка, которую я стараюсь «подкладывать» в самом начале работы. Выстраиваю рисунок образа и точно знаю: как бы я себя не чувствовал — а ситуации бывают разные — но это я сыграю. А дальше ищу то самое интересное и живое, что не вписывается в схему.

В схему не вписывается и ваш выбор отрывка для проекта U MAGAZINE. Почему вы решили прочесть именно монолог Ричарда III из трагедии Шекспира?

По скорости существования, по темпераменту этот персонаж мне близок. Кроме того, это очень интересный монолог, полный перевертышей. Я уже пробовал играть Ричарда III в самостоятельных показах. У меня не получилось. Наверное, я просто еще слишком молод для этой роли. Но я буду пытаться и дальше. Я убежден, что мы становимся артистами сильнее и лучше, чем были, только когда перерастаем себя, когда делаем то, что нам прежде не давалось.  

А можно это сделать самому, без режиссера?

Я верю, что да. Просто путь получится длиннее. Но если ты найдешь своего режиссера, своего человека, который скажет «я знаю, как тебе помочь» — это будет вообще подарок судьбы.

Вы пока такого режиссера не встретили?

У меня была прекрасная встреча с Аллой Михайловной Сигаловой, с которой я работал на спектакле «ХХ век. Бал» и на нашей студенческой постановке «Мне 20 лет». Алла Михайловна дала мне понять, в чем заключается моя индивидуальность, как мне нужно двигаться. Она великий педагог. Ведь лучший наставник — тот, кто помогает ученикам самим дойти до каких-то важных вещей. Не чтобы артист копировал показ режиссера — это мне сделать легко, но для себя я мало что пойму. А сделать так, что твое сердце и душа откроются, и тебе станет видна суть роли.

Вообще я благодарен всем, с кем поработал: и Сергею Васильевичу Женовачу, у которого я играл в «Заговоре чувств», и Адольфу Яковлевичу Шапиро, вводившему меня в спектакль «Мефисто». Адольф Яковлевич довел меня до слез. У меня ничего не получалось, я не мог сыграть четыре слова в реплике, стоял и при всех артистах плакал. Адольф Яковлевич — очень тонкий режиссер, ему важны мельчайшие подробности. Ему было важно, чтобы я в четырех словах сыграл судьбу своего персонажа Бека. В итоге за пять дней, что мы репетировали, он подарил мне больше, чем кто-то может дать за полгода.     

Иногда встречаешься с режиссером и думаешь: я вообще с ним не согласен. Ну совсем он говорит поперек того, во что я верю в театре. Но идеи отказаться не возникает. Наоборот, я думаю: а почему я так к этому отношусь? Наверное, потому что это не мой привычный способ существования. Отлично, значит, я должен с ним поработать. Это лет в пятьдесят я смогу отказываться: нет, спасибо, я это уже проходил. А пока — все в свою копилочку, все в свой чемоданчик.

Не первый год я вижу вас на церемонии вручения памятных знаков «Чайка», одной из самых теплых традиций МХТ. У вас отношение к этому дому…

… Как к дому. Я же тут провожу все свое время. В прошлом году с октября по май у меня почти не было выходных. Репетиции, вводы — я каждый день был в театре. Я живу здесь. И очень благодарен этому обстоятельству. Потому что, честно сказать, в обычной жизни мне скучновато, мне там особенно нечего делать. А в театре, бывает, ты за один день успеваешь прожить несколько жизней.