Проект «13». Маргарита Якимова: «Всегда надо говорить о том, что тебя волнует»

Маргарита, вам самой понравилось так активно участвовать в «АРТХАБе»?

Да, потому что это совершенно особые условия работы, довольно экстремальные: сжатые сроки, надо быстро выдавать результат, не раздумывать, а сразу переходить к делу. Это молодые режиссеры, у каждого из которых свой взгляд, своя философия, свой театральный язык. Еще «АРТХАБ» познакомил и подружил меня со многими артистами труппы, что очень важно для новенькой!

В частности, вы исполнили главные роли в двух эскизах Максима Меламедова — «У нас все хорошо» и «Русалка». Материал разный — Виктор Астафьев и Александр Пушкин — а тема одна: трагедия молодой женщины, ее гибель. И оказалось, что вы способны сыграть трагедию.

Максим Меламедов — приверженец психологического театра, которого сегодня не так много, и по которому зритель, как мне кажется, соскучился. Он не боится ярких, прямых эмоций на сцене — я и сама очень люблю такие проявления. Плюс психологического театра — это работа с партнерами. Не в каждом спектакле случается подобное, иногда по воле режиссера актеры существуют автономно. Но когда ты взаимодействуешь с партнерами, когда между вами возникает энергообмен, это такое счастье! В этом много жизни, силы, настоящего театра.

Есть еще дорогой мне спектакль, в котором я играю, — это «Пролетный гусь» моего мастера Марины Станиславовны Брусникиной. Спектакль-долгожитель, он идет в МХТ более двадцати лет и до сих пор остается живым и прекрасным. «Пролетный гусь» так сделан, что текст Астафьева распределен в нем между несколькими артистами. Мне достался момент, когда героиня первого рассказа кончает жизнь самоубийством. Это было очень волнующе, я понимала, что если уж говорю о том, что происходит с человеком, когда он доходит до крайней степени отчаяния, то не должна соврать. А потом начинается вторая часть — «Бабушкин праздник», где мы все сидим за длинным деревянным столом, и я вижу одновременно и судьбы героев, и судьбы актеров, которые играют этот спектакль уже двадцать лет. А теперь я тоже сижу за этим столом, и для меня это очень важно.

Получается, что вам часто достается тяжелый, драматический материал. Вас это радует?

Я считаю, что всегда надо говорить о том, что тебя волнует. А меня волнуют те боль и несправедливость, те страдания, что есть в мире. Я и Леонида Андреева очень люблю, он тоже на эти темы постоянно размышляет. У нас на курсе был дипломный спектакль Арсения Мещерякова «Дни нашей жизни» по пьесе Леонида Андреева, сейчас он идет в театре «Практика». «Дни нашей жизни» — пьеса очень страшная. И когда мы в первый раз прогнали спектакль, у меня был просто шок, я увидела, на что способен театр, как он может увеличивать, проявлять трагические явления жизни. Делать это так, что ты дар речи теряешь. У Арсения получился спектакль про то, как тотальное зло побеждает добро. И оно побеждает, ты это видишь.

Когда ты берешься за материал, который в тебя «попадает», то многое в жизни переосмысливаешь. Когда я выхожу играть Оль-Оль в «Днях нашей жизни», мне иногда кажется: боже, я, наверное, сейчас не соответствую. Мне надо подумать, очиститься, настроиться. Потому что Оль-Оль настолько светлая, наивная, что иногда я понимаю, что сейчас я буду врать, если от ее имени начну что-то говорить. Она для меня как камертон.

Так, как написано у Леонида Андреева, люди сейчас уже не разговаривают. И Арсений предложил нам музыкальную форму, которая этот текст будто вскрывала. Мы все в спектакле похожи на кукол, и это органично — вот куклы могут так разговаривать. У Арсения есть убеждение: если не срабатывает один раз из десяти — значит, вообще не работает. Поэтому мы добивались до нотки, до поворота головы, чтобы все было точно так, как он выстроил. Репетировали ночами, это было уже похоже на медитацию. Я однажды во время репетиции посмотрела на свою однокурсницу, игравшую горничную Аннушку, и почувствовала, что это не она, а другой человек — действительно Аннушка. Это было какое-то чудо театра.

А с вами как со зрителем случалось чудо театра?

Знаете, я ходила в Малый театр на спектакль «Трамвай Желание», где играет актриса, которую я хорошо знаю и люблю. Это народная артистка Елена Харитонова. Она играла Бланш Дюбуа. Меня ее исполнение просто поразило. Когда спектакль закончился и зал опустел, я все сидела и думала о Бланш, и о том, что я эту замечательную актрису знаю в жизни. Елена Германовна подсказала мне прозу на поступление — «Сорок первый» Бориса Лавренева. С этим отрывком я пришла в Школу-студию, и на первом туре там сидела Марина Станиславовна Брусникина. Обычно мастера не присутствуют на первом туре. Я прочла «Сорок первый», и она допустила меня сразу на третий тур. Самое интересное, что я недавно узнала, что Марина Станиславовна на поступлении сама читала «Сорок первый» Лавренева.

Как вы решили стать актрисой?

Во многом из-за старшего брата. У нас с Максимом разница в четыре года, он тоже артист. Служит в театре «У Никитских ворот». Я училась в музыкальной школе — играла на скрипке, и вообще-то планировала идти в музыкальное училище в Рязани. Но Максим сумел поступить в Институт имени Щепкина. Я тогда впервые подумала, что это возможно. В 16 лет решила попробовать поступить в колледж Олега Табакова. Не поступила, но мне хватило одного дня в атмосфере этого места для того, чтобы окончательно понять, что я хочу быть актрисой.

На четвертом курсе Школы-студии вы сыграли в МХТ в спектакле Марины Брусникиной «Полярная болезнь» по пьесе Марии Малухиной. Это история про 90-е, которых вы не застали. Вам интересно узнавать про эту эпоху?

Для меня это история не столько про время, сколько про людей, человеческие отношения. Мне кажется, что люди и сегодня переживают подобные ситуации.

И еще это про силу женщин, которые все способны преодолеть.

Это вообще тема Марины Станиславовны, она и сама — потрясающий пример женской силы. И это действительно часто заложено в ее спектаклях — например, в «Поле» по Чингизу Айтматову, который идет в театре «Практика». Да и «Пролетный гусь» тоже во многом об этом.

А вы сами как ощущаете эту тему?

У меня пока нет опыта семейной жизни, рождения и воспитания детей, мне, наверное, еще предстоит узнать, что такое настоящая женская сила. Но меня эта тема восхищает, я к ней подключаюсь. Женщина — это космос.

Было страшно впервые выходить на мхатовскую сцену?

Конечно, я волновалась, все думала: неужели это правда? Хотелось все сделать правильно. И замечательные актрисы, давно работающие с Мариной Станиславовной, мне очень помогли.

А история про спектакль «Третий звонок, господа!» — это же просто какое-то чудо. Мне до сих пор не верится, что я играю на сцене с этими людьми, которые причастны к истории МХТ. Станислав Любшин, Евгений Киндинов, Виктор Кулюхин, Владимир Краснов, Александр Семчев, Вячеслав Жолобов, Владимир Тимофеев. И среди них одна девочка — я. Они так тепло ко мне отнеслись! Такая была радость от каждой встречи, столько шуток. Станислав Андреевич вообще любитель импровизаций, он каждый раз что-то придумывал. Называл меня «сыном полка». Этот выпуск был одним из самых веселых и легких в моей жизни. Это очень добрая история.

У вас есть какие-то заветные образы, которые вы мечтаете воплотить на сцене?

Мне вообще очень многое интересно. Я, например, люблю танцевать и мечтала бы поучаствовать в спектакле, где много танца, пластики. Я считаю, что язык театра может быть самым разным, главное, чтобы происходящее на сцене попадало в меня, и в зрителя, и чтобы команда горела. В театре мне дорого чувство, которое сегодня иногда возникает, — единения людей. Когда все думают про одно, когда спектакль говорит о важном, соотносится с реальной жизнью. Это такая психотерапия — потому что ты можешь разобраться в жизненной ситуации путем проживания этого на сцене. В этом для меня сила театра.