Дарья Урсуляк: «Иногда то, что вдохновляет, совсем не дает опоры»

Ваша героиня Алла — персонаж со сложной внутренней логикой: ревность, расчет, надежда. Что для вас стало ключом к пониманию этой женщины? С чего началась внутренняя работа над образом?

На первых пробах мы решили, что не хочется делать ее ни сумасшедшей, ни сволочной. Было важно, чтобы в ней чувствовалась игра, азарт к жизни. Ей никогда не скучно — по сути, у нее актерская природа. 

Она журналистка, работающая на телевидении. Не уверена, насколько она хороший журналист, но ей определенно нравится быть в кадре, нравится круг общения — она очень социальный человек.

Мне кажется, ее внутренняя игровая энергия сильно контрастирует с милицейской, а в целом и советской реальностью, поэтому хотелось добавить ей ощущение «альтернативности существования».

События сериала разворачиваются на фоне конца 80-х — времени с особой атмосферой. Что помогло вам почувствовать дух эпохи? Был ли момент, когда вы особенно «погрузились» в ту реальность?

Не могу сказать, что эта эпоха мне чужда — я уже бывала в ней, снималась в проектах, действие которых происходит в 1980–1990-х. Честно говоря, я в принципе не чувствую себя человеком «современности». В нынешнем времени мне не всегда комфортно. А вот стоит переместиться хотя бы на двадцать лет назад — и появляется ощущение радости, ясности, лучшего понимания происходящего. Во время съемок, конечно, очень помогают костюмы, работа художников-постановщиков, декорации и точно подобранные локации.

Внешний образ Аллы — точный и выразительный: безупречная прическа, выверенные аксессуары, элегантные наряды. Что для вас говорит этот стиль о героине?

Художники по костюмам сразу поставили задачу выделить ее визуально. Во-первых, через цвет: зеленый, фиолетовый — спорные, но абсолютно «ее» оттенки. Мне нравятся фасоны того времени — подплечники, головные уборы, плащи, особенно верхняя одежда. Все это добавляет характер.

Интересно, когда герой самовыражается через стиль. Люди, выходящие в свет, меняются внешне — и Алла не исключение. Для нее образ особенно важен: ей нравится быть эффектной. Например, она просит героя Сергея Марина обратить внимание на новый халат — ведь это «западное» и «фирмА». Она такая довольная мещанка — и мне очень нравится, как она выглядит, хотя это совсем не мой стиль.

Часто говорят, что чем сложнее персонаж, тем он сильнее «цепляет» актера. Был ли у вас опыт, когда роль неожиданно резонировала с личными ощущениями — не напрямую, а на уровне состояний?

Наверное, все отчасти резонирует. Моя героиня в «Душегубах» должна вызывать эмоцию — и мне кажется, ее линия не до конца завершена, хотелось бы развить ее острее. Понимаю, что зрителя она может насторожить или вызвать спорные чувства — но именно это мне в ней и интересно. Она совсем не похожа на меня, но ее азарт, жесткость, даже женское вероломство в худших проявлениях — все это захватывает. Мне нравится, что в жизни главного героя есть две женщины с разными энергиями. Это очень сильное драматургическое решение.

Сегодня сериалы часто конкурируют по эмоциональному эффекту с театром и большим кино. Почему, на ваш взгляд, формат сериала так точно попадает в зрителя?

Сериал позволяет уделить больше экранного времени истории человека. Мне никогда не казалось, что работа в кино и сериале принципиально отличается, но съемочный процесс у сериалов гораздо интенсивнее. Иногда в кино мы слишком долго «разжевываем» сцены, и даже хочется ускорить процесс. Сейчас сериальное производство вышло на уровень, когда ему действительно есть что предложить зрителю. Истории стали прорабатываться глубже, каждая команда максимально включена в реализацию замысла.

Самое страшное — когда на площадке появляется равнодушие. Но за последние полгода я не встречала ни одной команды, где бы не было желания рассказать историю по-настоящему.

Что для вас важнее: глубокая проработка героя или свобода импровизации?

Я люблю, когда есть возможность заранее провести читки, обсудить детали, понять, куда движется история и чего мы все хотим. Потом я делаю тетради со шпаргалками по сценам — так чувствую себя более собранной.
Импровизация рождается тогда, когда у всех есть общий интерес, энергия и ясность происходящего. Предварительная работа дает базу, на которую можно «нанизывать» все остальное. Тогда наступает ощущение свободы — когда и герой, и история уже принадлежат тебе.

Сегодня зрители все чаще выбирают мрачные истории — триллеры, драмы, детективы. Почему, как вам кажется, людей тянет к тяжелым темам?

Интерес к тру-крайму и историям о маньяках — общемировой феномен. Наша история основана на реальных событиях, и это, конечно, вызывает особый интерес. Помню, в 1990-х, еще ребенком, я смотрела сериал «Самые громкие преступления XX века». Почему-то это всегда завораживало. Есть элемент осознания, что все это происходило в реальности, но ты видишь это на экране — и страх под контролем. Вот эта контролируемость страха и есть то, что будоражит зрителя. Темные истории затрагивают множество нервных окончаний. Так что этому жанру — жить.

Если немного отвлечься от профессии: что для вас сегодня источник вдохновения и опоры?

Это разные вещи: то, что вдохновляет, не всегда дает опору. Сейчас я скорее не чувствую опоры — был очень насыщенный период съемок, и есть ощущение забега. Но опора — в людях. В тех, кому ты нужен сильным, здоровым, живым. В ощущении, что ты кому-то важен и все еще способен верить во что-то хорошее.