Нигина Сайфуллаева — о женском кинематографе и важности диалога в отношениях

В прошлом году я была в жюри «Кинотавра». Тем не менее, сейчас тоже чувствую волнение и ответственность.

Что для вас более волнительно: быть в жюри самой или на месте того, чью картину оценивают?

Конечно, волнение участника гораздо более высокого градуса. Когда находишься в жюри сам, во время фестиваля ощущаешь легкость и удовольствие от череды просмотров и общения с коллегами. Нет адского тремора. Расплата приходит уже после награждения.

Как распознать хорошее кино, не будучи кинокритиком? Какие у вас критерии оценки?

Думаю, важно не претендовать на объективность, восприятие кино — вещь сугубо индивидуальная. В жюри 4–5 человек, и у них зачастую нет согласованности в решениях, мнения бывают совершенно противоположными. Все делятся мнениями, а дальше уже раскладывают этот пасьянс и распределяют картины по номинациям. Для меня это важный опыт: становится понятно, насколько эта фестивальная реальность необъективна. Только история покажет, хорошее было кино или нет. Мой критерий — это эмоциональное подключение в процессе просмотра. Если фильм не трогает, он автоматически меньше нравится. Мне нравится смотреть чувственно, а не умозрительно.

В основной программе ММКФ-2021 всего один фильм женщины-режиссера — греческий «Человек божий» Елены Попович, а блок «Кинорежиссерки нашего времени» вынесен во внеконкурсную программу с формулировкой, которая все же делит профессию режиссера на женскую и мужскую. Насколько это разделение характерно для российского кинематографа? Существует ли для вас понятие «женское кино»?

Было бы круто, если бы такого разделения не было. Возникает ощущение, будто существует кино «обычное» и «женское». Наверное, решение вынести кино женщин-режиссеров в отдельную программу было сделано с оглядкой на равенство режиссеров любого пола. Но в такой формулировке оно, кажется, только усугубляет ситуацию, акцентирует, что эти фильмы нужно смотреть, принимая во внимание, что их сняли женщины. При этом, убрав титры, распознать пол режиссера невозможно. Альмодовар снял огромное количество удивительно тонких фильмов про женскую психологию, но «женским» его кино никто не назовет. Поэтому я думаю, это разделение актуально сейчас, но в ближайшее время растворится за ненадобностью.

Актуально ли это деление в пространстве российской киноиндустрии? Ощущается ли это в работе? 

Я не ощущаю на себе профессиональной дискриминации. Все идет без внешних трудностей. Правда, пока я и не просила на свои работы по-настоящему много денег. Вот где может проявиться сексизм. Надеюсь, я ошибаюсь. Обязательно проверю.

У вас слава режиссера, который дает актрисам путевку в жизнь, Саша Бортич, Люба Аксенова, Марина Васильева, Евгения Громова. Как распознать в актрисе талант и искру? Привлекают ли вас начинающие актрисы именно тем, что они более искренни в кадре и еще не отшлифованы другими режиссерами или актерскими школами?

У меня нет никакой стратегии или дальновидного плана. Это вопрос не столько известности актрисы, сколько совпадения с ролью. Думаю, это отчасти заслуга сценария. В моих историях он предполагает большую женскую роль, которая позволяет раскрыть актерский спектр. Когда сходятся три условия: прекрасная актриса, совпадение с ролью и драматургически интересная роль, — это раскрывает потенциал пока неизвестных актрис. Главное, чтобы на кастинге произошла рационально не объяснимая химия.

Вы упомянули о важности сценария. Вы чаще всего выступаете и сценаристом собственных картин. У вас психологически точно прописаны ситуации, герои и их реакции. Откуда такое тонкое понимание психологии поведения людей, прорабатываете ли вы сценарий с психологом или это происходит по наитию?

Я всегда пишу с Любовь Мульменко, мы все придумываем вместе. В совместном авторстве мы прежде всего опираемся на свою логику, исследуем ту территорию, где мы понимаем мотивы героинь и доверяем интуиции. Тем не менее, когда сценарий готов, мы обсуждаем его с психологами. Например, с моей сестрой — она психотерапевт. Сверяемся, не ошиблись ли где-то в психологической достоверности. Пока больших изменений после этих проверок вносить не приходилось. После выхода «Верности» ее разбирали психологи без нашего участия, и подчас трактовали совсем не так, как мы задумывали. Но это скорее преимущество: за счет этого расширяется аудитория и люди сквозь призму своего восприятия реагируют на сюжет. 

После выхода «Верности» ее много разбирали психологи, они часто трактовали ее совсем не так, как мы задумали.

Какие трактовки «Верности» оказались для вас самими неожиданными?

Мы совсем не имели в виду, что в финале главная героиня Лена будет спать со всеми вокруг, будучи замужем. И еще была версия, что ее муж, которого сыграл Александр Паль, — «куколд» и ему нравится, что она ему изменяет. Наверное, из-за того, что мы оставили финал открытым и не ставили жирной точки в конфликте героев. Но мы подразумевали, что ей уже не требуется истероидный поиск мужчин: опыт, который она получила в процессе измен, помог обрести гармонию и разобраться в чувствах. Безусловно, это не оправдывает ее относительно разрушенного партнера в результате ее поисков. Но она точно не бросается в пучину случайных связей и предположительно все-таки расстается с мужем. Я спокойно отношусь к любым трактовкам. В них отражается восприятие самого зрителя, и это очень классный эффект зеркала в кино.

Темы искренности, сексуальности и телесности в ваших работах играют ключевую роль. Почему настолько важно показывать секс и обнаженное тело на экране? Является ли это художественным средством? 

Мне всегда было интересно изучать сексуальную сторону жизни именно в контексте психологии и мотивов сексуального поведения. Мне кажется, эта тема ярко иллюстрирует личностное развитие человека, это такая болезненная зона, проявляющая его душевное состояние. Я часто прибегаю к такому способу раскрытия героев.

Сейчас много говорят о бодипозитиве и принятии своего тела, но общество по-прежнему только в начале этого разговора об изменении условных стандартов. Как вам удается раскрепостить актеров в кадре?

Не представляю, чтобы мы с командой только познакомились и в первый же день начали с эротической сцены. Это невозможно, будет дискомфортно всем. Необходимо сблизиться с партнерами, со мной, с оператором, со съемочной группой. Откровенные обсуждения, психологическое обнажение друг перед другом — все это помогает сократить дистанцию и создать атмосферу доверия и любви на площадке. Я всецело влюбляюсь в своих героев и не делю их качества на плохие и хорошие. Когда мы подходим к съемке эротических эпизодов, никому уже не кажется, что мы делаем что-то запретное. Секс в моих фильмах рассказывает в прежде всего сюжет. А сюжет строится на динамике чувств героев и их эмоциональном развитии. Часто, когда фильм в процессе или только закончен, даже не понимаешь, почему зрителям кажется, что это слишком смело. И только спустя время осознаешь, что, пожалуй, вышло и правда откровенно.

Что обычно диктует проблематику ваших картин? Откуда берутся сюжеты?

У меня есть нехитрый метод. Я стараюсь запомнить какое-то свое болезненное дискомфортное ощущение и работать вокруг него. Это никак не связано с автобиографическим сюжетом. Для меня важно разобрать именно это чувство дискомфорта, дистанцироваться, облечь его в художественную форму и в итоге полностью от него отделиться. У меня не было истории отношений с отцом, показанной в фильме «Как меня зовут», но в этой картине определенно присутствуют мои подростковые переживания, в том числе в контексте формирования и развития сексуальности. Если в «Как меня зовут» я ассоциировала себя с Сашей, то Лена из «Верности» совсем не похожа на нас с Любой, но ее проблематика показалась нам интересной и сложной. Всегда любопытнее разбирать проблему, однозначного решения которой у нас самих нет. И мы в общем не ставим себе задачу его найти.

Секс в моих фильмах рассказывает прежде всего сюжет. А сюжет строится на динамике чувств героев и их эмоциональном развитии.

Какой альтернативный вариант решения ситуации с мужем могла бы рассмотреть героиня «Верности»?

Безусловно, гораздо более экологичный для всех. Но тогда фильма бы не случилось. В идеальном мире, конечно, сначала необходимо научиться вести диалог в паре. Начинать разговор с претензии, как это делает наша героиня, — заведомо проигрышный путь. У нас в обществе нет привычки начинать диалог с «я-сообщений» и «я-чувств». Чаще всего мы используем нападающую интонацию, что пресекает любые попытки спокойно поговорить. Безусловно, помочь разобраться в себе мог бы психотерапевт, потому что основные проблемы чаще всего связаны не с нашими партнерами, а с нами самими. Это бы помогло решить, как остаться вместе или безболезненно разойтись и не оказаться в ситуации, которая абсолютно разрушает партнера. Но мы живем не в идеальном мире, а в реальном.

Ваш последний полнометражный фильм «Верность» вышел на экраны в 2019 году. Есть ли сейчас в работе новый большой проект или вы решили взять паузу?

Сейчас мы готовим короткий сериал на 4 серии для платформы Premier. В 2017 году мы снимали пилотную серию «Деток», но с тех пор сценарий настолько изменился, что назвать этот проект продолжением «Деток» уже сложно. Это будет драматический авторский сериал. И в нем, кстати, главным героем будет мужчина, хоть и тесно связанный с женщинами.