«Я создаю новую природу из мусора»: интервью с художницей Дарьей Кудиновой

Мне интересно смешивать традиционные жанры — я стираю рамки между фотографией, скульптурой и живописью, между реальным и несуществующим, материальным и абстрактным», — рассказывает Дарья Кудинова. В основе ее работ, отсылающих к неопоп-арту (в частности, произведениям Джеффа Кунса и Такаси Мураками), лежат расплавленные пластиковые объекты. Поиску уникальной техники предшествовало фундаментальное образование: Дарья окончила Московский университет дизайна и технологий, а продолжила учебу в США, где работала вместе с известным художником Шимоном Окштейном и серьезно занималась фотографией. 

Ваши картины — абстракции, но рождаются они из самых обыденных вещей, часто измененных до неузнаваемости. Важна ли для вас эта связь с реальностью? 

Конечно, это часть замысла. На самом деле я мало придумываю, а некоторые предметы очень точно копирую. Создаю новое, разрушая привычные объекты (в ход идет все: от пластиковой упаковки и одноразовой посуды до детских игрушек и проводов), но при этом за футуристичными абстрактными формами проглядывают очертания реального материального мира. Мне нравится этот своеобразный эффект: вы видите что-то, чего как бы нет. Однажды я сделала очень правдоподобную серию картин с реалистичными объектами, но сейчас предпочитаю придерживаться абстракции. Зачастую в голову лезет что-то страшное, апокалиптическое, и я, честно говоря, боюсь это изображать, потому что оно сбывается.

Насколько трудоемко создание таких работ? 

Во-первых, это не очень полезно для здоровья. Пластик — токсичный материал, а я много его нагреваю. Работать приходится в респираторе. Кроме того, это достаточно длительный процесс: сначала я строю инсталляции (что-то плавлю, скручиваю, что-то соединяю в трехмерный коллаж), затем делаю фотографии и только потом переношу получившиеся образы на холст. Одну картину могу писать около месяца.

Как вы относитесь к виртуальной и дополненной реальности в искусстве? 

Прежде всего как к необычным инструментам, которые открывают новые возможности. Я давно интересуюсь VR, и мне хотелось бы с ними поэкспериментировать, но, скорее всего, это будет синтез с чем-то традиционным. Сама по себе видеоинсталляция, например, для меня чересчур холодная и технологичная штука, а если объединить ее со скульптурой или объектом — вот это уже интересно! 

Вы редко называете свои работы. Почему? 

А зачем сдерживать фантазию зрителя? Бывает, у людей в воображении возникают образы, которые я совершенно не подразумевала, — это очень любопытно. 

Но ведь зритель должен считать вложенную в произведение идею? 

Мне кажется, что у хорошей работы может быть несколько уровней восприятия. Неподготовленный человек просто посмотрит и что-то почувствует. Подумает: «Как красиво!» или наоборот. Более подготовленный зритель будет вникать — прочитает, из чего это сделано, и задумается, например, над экологическим подтекстом моих работ: пластик не разлагается, и, конечно, меня это волнует.

Для вас важно касаться в творчестве актуальных социальных проблем? 

Да, ведь художник так или иначе несет ответственность за мир вокруг. Его основная задача — думать о том, что с нами происходит, и побуждать задумываться об этом зрителя. Взять ту же экологию: я как бы создаю новую природу, новый мир из мусора — и так выражаю свою тревогу за будущее планеты. Вообще, я часто размышляю о том, куда мы все движемся. И наряду с тревогой есть и надежда, что во всех изменениях, в том числе и технологических, есть смысл. И что дальше будет, возможно, сложнее, зато интереснее.