Премьера «Петровы в гриппе» и анекдот про смысл жизни — интервью с Семеном Штейнбергом

Какие у вас впечатления от «Петровых в гриппе и вокруг него», какие смыслы вы для себя нашли? 

Мне, честно говоря, было сложно сразу ответить на вопрос, о чем роман Сальникова. Там очень много тем, и не все они открываются при первом прочтении. Роман очень интересно и увлекательно читать, попадаешь в какой-то удивительный мир. Мне кажется, один из самых важных вопросов в «Петровых» такой: «В чем смысл жизни человека?» Мы думаем, что нам все понятно, что все вокруг нас вертится, а на самом деле являемся такой системной штукой, одним из миллионов механизмов какой-то цепи, которая нами не осознается, — и она неосознаваема. Есть такой анекдот про художника, который умер и, представ перед Богом, сказал ему: «Много всего у меня было в жизни: и успех, и триумф, и муки творчества. Но вот я умер и не понимаю, а для чего это все было, в чем смысл жизни?» Бог его спрашивает: «Помнишь, ты как-то ехал в электричке, вышел в тамбур, а там мужик стоял курил? Он у тебя еще зажигалку попросил?» Художник кивает: «Да, помню». «Ну вот», — говорит ему Бог. Мы ведь можем прожить жизнь, задавая вопросы, жалуясь, почему все так, ища смысл, а он на самом деле окажется достаточно простым.

Как вы чувствуете себя в образе Петрова, комфортно вам смотреть на мир его глазами? 

Петров — серый, унылый, очень скучный человек. Вообще, удивительно, что он является героем, в нем ведь нет ничего особенного. Это очень распространенная в России фамилия, и получается, что Петровы — это такой образ русского народа. У Сальникова Петровы в гриппе — тут можно много всяких аналогий провести. 

«Я не хочу всю жизнь быть артистом, это глупо. В природе нет такого: я артист, а он автослесарь. Я — человек, и это дает мне гораздо больше воздуха для размышлений».

А какие, на ваш взгляд, «болезни» у нашего общества и нашего времени? 

Сложный вопрос. Мне кажется, вот эта история, когда мы что-то определили для себя и боимся сойти с рельс, которые уже проложены, и есть наша русская «болезнь». Тот же дядя Ваня у Чехова — человек, который все время стремится к чему-то великому, но не в состоянии поднять задницу и что-то сделать. И Петров у Сальникова рефлексирует, что живет такой невзрачной, убогой жизнью. Он говорит: «Я автослесарь», и сам изначально ограничивает себя этими рамками, живет в них и почему-то пытается им соответствовать. Петров для себя решил, что вся его жизнь наперед известна, что осталось только карандашом контуры обвести, и больше уже особенно не задумывается ни о каких смыслах. Многие из нас так живут. Кто-то скажет, что вы — журналист. Но это не настоящая вы, а как бы вы. И когда в голове возникает вопрос: «А что тогда такое я?», это страшно, с одной стороны, и смешно — с другой.

Вы уже отвечали себе на этот вопрос?

Если бы меня два года назад спросили, буду ли я артистом, я бы сказал «конечно». Сейчас однозначно ответил бы «нет», потому что не хочу всю жизнь быть артистом. Это глупо. В природе нет такого: я — артист, а он — автослесарь. Я — человек, и это мне дает гораздо больше воздуха для размышлений о том, как я проведу дальнейшую жизнь. Мне хочется достигнуть такой ступени, когда не нужно определять, творчеством я буду заниматься или, не знаю, камни тесать. Чтобы это было вне каких-либо категорий.

Расскажите, пожалуйста, как изменилась жизнь театра после возвращения Кирилла Серебренникова.

На самом деле мы еще быстрее и энергичнее стали работать. Можно сказать, вернулся смысл этого театра — вот он здесь ходит, ему можно руку пожать. А так, Кирилл всегда был рядом с нами, контролировал ситуацию. Во время его ареста мы очень сплотились и выдержали этот период. Надеюсь, что и дальше сможем выдержать это сумасшествие, которое творят бездарные люди, и бесконечные суды, где одно и то же. Но такова жизнь: чем хуже, тем лучше, — Армен Джигарханян любил когда-то так говорить. Как бы ужасно это ни звучало, в глобальном смысле в этих словах есть правда. Чем хуже, тем лучше.

Вы сказали, что не планируете всю жизнь быть артистом. А чем тогда хотите заниматься? 

Точно не бизнесом, я в этом ничего не смыслю, и хватки у меня нет. Я бы лодки строил, например. Я бы хотел парусный корабль построить, была у меня такая мечта. А сейчас я не знаю, что с ней делать: наверное, это действительно чересчур романтично, смешно.

А есть вещи, за которые вы благодарны своей профессии?

Конечно. Я благодарен за возможность общаться с талантливыми людьми — это самое главное. У меня было много учителей. Владимир Александрович Краснов, который сейчас работает в МХТ, дал мне первый толчок, запустил механизм. Педагоги в Щукинском училище вложили в меня то, на что я теперь опираюсь. Армен Джигарханян, к которому я после института попал в театр. И конечно, Кирилл Серебренников и мои безумно талантливые коллеги, друзья из «Гоголь-центра».

И все-таки, перед тем как уйти из профессии, вам, наверное, захочется поставить яркую точку? 

Иногда я думаю, что хотелось бы, конечно, достигнуть какой-то славы. Но с другой стороны: и что, все хотят славы, популярности, денег побольше — а что это дает в конечном итоге? У меня нет установки, что я должен чего-то конкретного добиться и тогда торжественно сказать себе: «Ну все! Теперь я сделал все возможное». Во-первых, потому что нет предела совершенству. Во-вторых, я еще не придумал, что я сделаю!

Команда:

Стиль: Ирина Фирсова

Ассистент фотографа: Павел Веденькин

Груминг: Ксения Ярмак

Продюсер: Екатерина Дементьева

Читайте также: лучшие спектакли зимы в Москве и Питере!