Как аукционы и ярмарки ищут опору в период затяжного спада

Плавное падение 

Почти в любой индустрии и почти на любом рынке всегда есть периоды подъема и спада, и аналитики даже берут на себя смелость предсказывать наступление и окончание очередного этапа в этом цикле. Но иногда ситуация выходит из-под контроля и опровергает прогнозы, вызывая или большие надежды, или, напротив, беспокойство и тревогу. В последние три года рынок антиквариата и произведений искусства ощутимо «проседает» вопреки прогнозам экспертов, которые ранее утверждали, что периоды охлаждения длятся не более двух лет: 2025 год, следом за 2023-м и 2024-м, демонстрирует падение интереса публики как к старинным вещам, так и к произведениям искусства, выставляемым на торги.

Специалисты лондонской консалтинговой и аналитической компании Pi-eX летом 2025 года опубликовали результаты исследования общедоступных результатов весенних нью-йоркских торгов крупнейших аукционных домов: Sotheby’s, Christie’s и Phillips. Оказалось, что 1,27 млрд долларов — выручка «большой тройки» за этот период — на восемь процентов ниже аналогичного показателя весны 2024-го. Суперлоты, на которые рассчитывал рынок, — в частности, выставленная на Sotheby’s скульптура Джакометти 1955 года с эстимейтом 70 млн долларов, — или не продались, или были загодя сняты с торгов. Sotheby’s, который в 2024 году выручил от продаж почти на четверть (23 %) меньше, чем в 2023-м, слегка поправил свои дела с продажей коллекции Леонарда Лаудера, но такие удачи — редкость.

Конечно, за свою долгую историю (Dorotheum, еще один аукционный гигант, основан в 1707 году, Sotheby’s — в 1744-м, Christie’s — в 1766-м, Phillips — в 1796-м) крупнейшие аукционисты повидали разное. Но нынешний спад определенно затянулся, и причин ему множество — от политических до экономических, от Covid-19 до схлопывания пузыря спекуляций современным искусством. К слову, о последнем эксперты давно предупреждали всех любителей нажиться на перепродаже золотых унитазов и иже с ними. Неудивительно, что ощутимее всего падают именно продажи современного искусства: по отчету Art Basel и UBS Global Art Market Report, у галерейщиков и дилеров они снизились на 11 %, а на аукционах — на 36 %. Такого не было с конца 2010-х.

Искусство перестало продаваться и пора бить тревогу? Или все еще не так страшно? «С одной стороны, в периоды глобальной нестабильности арт-рынок всегда проседает в суммарном объеме: меньше становится мировых рекордов, покупатели сложнее расстаются с крупными суммами, — комментирует Ирина Осипова, эксперт аукционного рынка, заместитель начальника отдела выставочных проектов парка “Зарядье”. — С другой стороны, искусство как таковое остается востребованным, просто смещается фокус. Всегда будут востребованы шедевры: эталонный Уорхол, редкий ранний Пикассо, Врубель или Серов, чудом сохранившиеся в частных собраниях и вышедшие на рынок впервые за 20, 30, 50 лет, обязательно находят покупателей. Просто потому, что следующего шанса их приобрести может не быть».

Впрочем, и в целом по рынку ситуация не радужная. Art Dealers Association of America (Ассоциация арт-дилеров Америки, ADAA) минувшим летом пошла на беспрецедентный шаг: отменила свою ежегодную ярмарку (что понятно: большинство ее регулярных участников с трудом покрывают операционные расходы; те же проблемы и у членов аналогичной французской ассоциации — Comité Professionnel des Galeries d’Art, CPGA). TEFAF (The European Fine Art Fair — ежегодная международная арт-ярмарка, организованная Европейским фондом изобразительного искусства) в Нью-Йорке все же провели, но с неутешительными результатами. Единственный позитив, отмеченный экспертами, — рост рынка недорогого искусства (условно недорогого, до 50 тыс. долларов за лот), главным образом живописи, а также новых видов искусства вроде видеоарта и произведений AI (последнее, скорее всего, объясняется бумом на новизну, и, возможно, этот тренд недолговечен). Еще одна тенденция — активизация онлайн торгов: времена, когда покупатели с трепетом наблюдали за финальным падением молотка аукциониста лично, постепенно уходят в прошлое.

«Шедевры будут востребованы всегда: эталонный Уорхол, редкий ранний Пикассо, врубель или Серов» Ирина Осипова

Особенная стать

Все вышеописанное можно оценить как глобальный тренд, однако в силу политических обстоятельств в России ситуация, возможно, другая. Мы всегда идем своим путем. Или нет? 

«Рынок пережил резкий шок в 2022-м, затем частичную адаптацию и значительную активность на внутренних площадках в 2024–2025 годах. В 2022-м санкции и отток иностранного капитала привели к заметному падению продаж в высоком ценовом сегменте и смещению спроса к внутрироссийским покупателям и среднему ценовому сегменту», — утверждает Александр Карлявин, исполнительный директор VS Gallery.

По словам эксперта, аукционные дома активно переводят торги в онлайн либо гибридный формат (онлайн­ лоты, телефонные ставки, онлайн-площадки с доступом к широкому кругу покупателей), что расширяет охваты и снижает порог участия для клиентов. Таким образом, купить себе «немного искусства» могут даже не очень богатые люди. Иллюстрацией тренда стали продажи и микроторги искусством в соцсетях во время самоизоляции в России весной и летом 2020 года. Художники продавали работы удаленно, а запертые по домам покупатели расплачивались онлайн-переводами и забирали свои приобретения уже после свертывания карантина.

Тренд на удаленку в России начался не вчера и даже не пять лет назад. Так, российский аукционный дом Artinvestment осенью 2025 года провел 600-е онлайн-торги искусством (они проходят еженедельно вот уже 12 лет) и собрал выдающиеся лоты, включая произведения Владимира Маковского, Ивана Айвазовского, Зинаиды Серебряковой и картину Эрнста Неизвестного «Афина и Зевс». Ее (независимо от смены владельца) отобрали для персональной ретроспективы Неизвестного в Третьяковке к столетию художника.

Александр Карлявин отмечает, что в последнее время стало меньше дорогих суперлотов, выросли средний сегмент и число локальных российских коллекционеров: «Важно отметить не только общие объемы продаж, но и перераспределение средней стоимости продажи произведений. Есть сильное падение аукционных продаж по топ-лотам: покупатели не готовы платить такие суммы за те же произведения, что раньше, и с 2022 года они продаются значительно дешевле. Но при этом сильно комфортнее стал ощущать себя сегмент средних цен».

Есть и отличие от западного рынка: «Увеличилось число аукционов и площадок, сфокусированных именно на современном искусстве. Суперлоты аукционные дома сейчас чаще реализуют в приватном формате, делая точечные предложения своим покупателям, и выбирают лучшую цену, не выставляя лот на публичные торги», — констатирует эксперт.

Ярмарка шумела

Помимо аукционов, искусство и антиквариат продаются и на открытых площадках с неконкурентными продажами — в арт-галереях, на ярмарках и в салонах, подобных Российскому антикварному. Ответа на вопрос «какой вариант предпочтительнее?», пожалуй, нет: у обоих есть свои плюсы и минусы.

По мнению Ирины Осиповой, два варианта площадок различаются по накалу чувств покупателя: «Аукцион — это игра, азарт, конкуренция и быстрое принятие решений. Яркие эмоции, которые покупатель будет вспоминать при взгляде на работу и переживать снова и снова, рассказывая о них гостям. Покупки в галереях — про тишину, взвешенный выбор, экспертное мнение и доверительные отношения с галеристом. Ярмарки — это общение, в том числе с художниками, и широкий срез искусства в одном месте».

Мнение Ирины Осиповой разделяет коллекционер и меценат Денис Арцинович, владелец ювелирного бренда Maximilian Silver: «Наш фонд Maximilian Art Foundation регулярно участвует в Российском антикварном салоне и выставке “Арт-Москва”. Российский антикварный салон предлагает художникам и коллекционерам большие возможности для продвижения — и мы на все сто процентов используем их для продвижения современного отечественного камнерезного искусства, которое нам близко и дорого». Арцинович считает, что Российский антикварный салон можно рассматривать как ключевую площадку для демонстрации и продаж современного и классического искусства: «Организаторам удалось создать некую синергию, и, хотя термин “антикварный” вроде бы указывает на старое искусство, но Салон объединяет и “классиков”, и “современников”».

Есть различия и для продавцов — не столько в эмоциональном, сколько в практическом аспекте. Аукцион подразумевает конкурентную ставку, галерея — фиксированную цену (с торгом или без такового). Это позволяет аукционам быстро поднять цены на работы популярных художников или заметные и известные потенциальные бестселлеры — за что они расплачиваются бóльшими рисками: какие-то лоты могут остаться нереализованными (если вспомнить пресловутого Джакометти у Sotheby’s, то риск этот действительно велик). Как объясняет Александр Карлявин, аукционы привлекают обеспеченных коллекционеров, инвесторов и охотников за редкостями: для них это возможность купить потенциально инвестиционно-перспективные работы ниже галерейных цен или заполучить избранные произведения художников, уже недоступных на первичном рынке.

«Часто аукционы берут комиссию и у покупателя, и у продавца. А у галереи есть базовая стоимость произведения и есть дилерские комиссии для посредников или скидки. Здесь всегда присутствует фактор “торга у капота”. Это влияет на конечную цену и на то, кто через какой канал продаж готов покупать, — утверждает эксперт. — Как галерист отмечу, что галерея помогает формировать карьеру художника, а аукцион чаще фиксирует уже сложившуюся вторичную стоимость. Галерея сопровождает экспозиции, персональные выставки, пиар, участие в ярмарках, а аукцион концентрирует маркетинг на конкретных торгах».

Александр Карлявин подчеркивает и значение аукционов для аналитики рынка искусства. Они публикуют каталоги и результаты торгов, благодаря чему экспертам легче отследить рыночную цену лотов (хотя, как отмечает Александр, это работает не всегда — существует сегмент частных продаж внутри аукциона). Это делает аукционные данные важным индикатором цены на вторичном рынке. А вот галерейные продажи чаще непрозрачны.

Драгоценная альтернатива

Существуют и узкоспециализированные аукционы ювелирных украшений (далеко не всегда почтенного антикварного возраста) и нумизматических редкостей. Это тоже разновидность искусства, но со своей коммерческой спецификой.

«Тематические аукционные торги для ювелирного рынка — это как яркие роли второго плана в кино, — объясняет Надя Менделевич, куратор частных собраний драгоценностей и глава ювелирного бюро MNDLVCH. — Аукционы не создают тренды и не рулят спросом хотя бы на четверть так же заметно, как грамотно и с размахом выведенная на экраны смартфонов и правильные красные дорожки высокая ювелирная коллекция. Но заметные торги влияют на ценовые ожидания и эмоциональный климат — как среди дилеров, так и среди коллекционеров».

Эксперт отмечает, что после продажи на торгах Christie’s или Sotheby’s, например, голубого бриллианта за 45 млн долларов крупные поставщики пересматривают каталоги и поднимают цены даже на камни среднего сегмента: «Кто-то не поднимает, а просто сообщает команде, что на эти направления не будет скидок в ближайший сезон. В 2017 году после рекордной продажи Pink Star вырос спрос на любые розовые алмазы — даже с дефектами цвета, просто потому что рынок вдруг вспомнил, что их запасы в природе конечны».

Но если речь идет не просто о ценных камнях, а о камнях в исторических украшениях, механика интереса меняется: на первый план выходит не экономика, а мифология. «Когда публикуются новости вроде “браслеты Марии-Антуанетты проданы за восемь миллионов”, сразу видно волну интереса к схожим эпохам и стилям, — утверждает Надя Менделевич. — Романтизация старого, с которой аукционы прекрасно справляются, превращает даже недорогой и нередкий камень — если его огранили и оправили более ста лет назад — в объект желания». По наблюдениям эксперта, «после рекордных (или просто красиво и густо поданных мировой прессе) продаж рынок оживает, клиенты становятся более щедрыми и любопытными».

Рынок монет в отличие от рынка искусства даже в последние годы не демонстрирует заметного падения. «Во-первых, потому что нумизматика, наверное, самое массовое коллекционерское увлечение, — объясняет Богдан Берковский, старший эксперт Международного нумизматического клуба (МНК). — Во-вторых, нумизматика сравнительно демократична: если сравнивать ее, например, с коллекционированием живописи, то монеты в массе своей дешевле и доступнее картин. Так что цены не падают и наш рынок отнюдь не стремится вниз, он достаточно сильный как за рубежом, так и в нашей стране, хотя для отечественных собирателей возможность покупать монеты за границей сейчас ограничена».

Эксперт отмечает, что стремительный рост цен на золото влияет на нумизматический рынок опосредованно: в цене действительно редких золотых монет (например, таких, как недавно пополнившая коллекцию музея МНК золотая десятирублевка 1765 года, отчеканенная в Пруссии по тайному приказу короля Фридриха II) цена металла составляет ничтожно малую долю, и уникальная серебряная (скажем, знаменитый Константиновский рубль, также представленный в музее МНК) или даже медная монета могут стоить значительно дороже ординарной золотой.

На нумизматическом рынке тоже есть свои тренды — обычно они связаны с тем, что в моду входит та или иная эпоха. «Коллекционеры средне- вековых монет не обращают внимания на монеты XIX столетия. Собиратели монет Востока — вообще отдельная каста. Все это — разные художественные стили, разные эпохи, разный исторический контекст, — объясняет Богдан Берковский. — Пришло новое поколение коллекционеров — миллениалы, зумеры, и их в основном интересуют Античность, неординарные монеты Востока и средне-вековой Руси. Антика сейчас на подъеме, и впервые за много лет в большинстве российских аукционных домов появились значимые отделы античных монет, этот рынок растет». У нумизматов, к слову, свои аукционы, зачастую онлайновые. Крупнейшие универсальные аукционные дома, кроме разве что исторического австрийского Dorotheum, редко или почти никогда не устраивают сугубо нумизматических торгов.

Все во благо

Отдельная особенная история — благотворительные аукционы и лотереи. Они были распространены в XIX веке, когда проводились в пользу ветеранов и раненых, бедных студентов и рабочих (в последнем случае начинания подвергались едкой критике тогдашних социалистов как «лицемерная попытка буржуазии скомпенсировать ущерб, наносимый ею угнетенному рабочему классу»). Организация торгов и участие в них было полем активной деятельности богатых меценатов и «обществ поощрения художников» и формой досуга и социализации состоятельных буржуазок и даже великосветских дам.

В наше время изменились адресаты аукционов — как правило, это благотворительные фонды, в том числе с медицинскими исследованиями. Но специфика мероприятий сохранилась. «Их главная цель — сбор средств или пиар, а не извлечение прибыли и максимизация рынка, — объясняет Александр Карлявин. — Благотворительные аукционы (например, аукцион Cosmoscow) ставят своей целью поддержку проектов или фондов: лоты часто предоставляют художники и галереи как пожертвование или на льготных условиях. Это создает другую мотивацию у покупателя — поддержку социальных инициатив». «Можно сказать, что это “два в одном”: возможность купить что-то необычное и интересное, будь то материальный объект или впечатление, и одновременно оказать адресную помощь», — раскрывает мотивацию покупателей Ирина Осипова.

«Гaлерея помогaет формировaть кaрьеру художникa, a aукцион фиксирует уже сложившуюся вторичную стоимость» Aлексaндр Кaрлявин

Часто благотворительные аукционы проводят и музеи, направляя вырученные средства на свою «целевую деятельность» — по сути, поддержание существования. Государство (не только российское) финансирует музеи, как правило, ограниченно, а то и по остаточному принципу, поэтому для организации выставок-блокбастеров (которые, в свою очередь, привлекают деньги посетителей и государственное или муниципальное финансирование) нужны средства, в том числе партнерские и из собственного эндаумент-фонда музея. Вспоминается история 2014 года с продажей серовского «Портрета Марии Цетлиной» музеем в израильском Рамат-­Гане. Общественность тогда возмутилась, а музейщики ничтоже сумняшеся заявили, что полотно не представляет никакой особой ценности, но все же с торгов Christie’s оно ушло за 9,26 млн фунтов.

«Чтобы максимизировать прибыль от благотворительных аукционов, организаторы привлекают медийных лиц, бизнес-партнеров и создают событийную программу. Это повышает видимость художника и фонда, но не всегда прямо отражается на рыночных ценах автора. Покупатели на таких аукционах зачастую мотивированы социальной составляющей — люди готовы платить излишнее ради поддержки проекта. Такие продажи не включаются в публичные показатели продаж художника и не влияют на его дальнейшее ценообразование», — утверждает Александр Карлявин.

С этим можно поспорить, если речь идет о смежных с изобразительным искусством сферах — например, о часовом деле. В haute horlogerie существовало особое явление — благотворительный аукцион-биеннале Only Watch, организованный по инициативе Люка Петтавино, главного исполнительного директора Monaco Yacht Show. Петтавино, отец мальчика с редким генетическим заболеванием — миопатией Дюшенна — в 2001 году учредил Association Monégasque contre les Myopathies (Ассоциацию Монако по борьбе с миопатией, AMM). В ее пользу с 2005 года и проводились часовые аукционы. На них выставлялись часы, созданные в единственном экземпляре специально для Only Watch прославленными часовыми мануфактурами уровня Patek Philippe, Audemars Piguet и Piaget, а также независимыми часовщиками.

Пиар у аукциона был мощнейший: что далеко ходить — патроном инициативы стал сам князь Монако Альбер II. Об Only Watch писали вся мировая глянцевая пресса и специализированные часовые издания. С 2015 года торги проходили под эгидой Christie’s, что дополнительно увеличило информационный охват. Логично, что все участники аукциона, предоставлявшие достойные торгов такого уровня лот, получали свою заслуженную долю внимания публики. А в часовом деле видимость художника, его имя почти автоматически означает интерес коллекционеров и рост продаж. Знаменитый российский часовщик Константин Чайкин впервые участвовал в этих торгах в 2017 году, а в 2021-м его «Марсианский турбийон» ушел с молотка за 290 тыс. швейцарских франков и стал самыми дорогими на тот момент часами, созданными в России. Эти часы — произведение и высокого часового, и просто искусства.

Деятельность AMM в итоге вызвала вопросы относительно ее финансовой прозрачности, из-за чего аукцион Only Watch 2023 был перенесен на 2024 год и стал последним в череде торгов, что не отменяет творческих прорывов его участников.