Дарья Павленко: «Даже если просто стоим на сцене или минимально двигаемся, зритель должен понимать, о чем мы ведем с ним диалог»

«До поезда осталось» — это синтез двух жанров — драматического и танцевального театров. Спектакли, где эти жанры существуют на равных, объединяясь в работе со сценографией, в России не так уж часто увидишь. Необычный реквизит на сцене вместе с танцовщиками создают одно единое пространство, цель которого — откровенный разговор со зрителем.

Метафорическая сценография, не просто говорит, она направляет и диктует в какой-то степени зрительские ассоциации. Дарья Павленко открывает спектакль в необычном фарфоровом платье-капсуле, которое вскоре на ней разрушается. Платье — метафора изящной статуарной светской жизни Анны Карениной, под которым на самом деле кипит бурлящая магма — всепоглащающая страсть. Страсть прорывается наружу, сжигает Анну и сжигает как-будто бы все вокруг. Метафоры, выбранные режиссером, рассказывают о любви, о недосягаемости сына главной героини, она не может до него достучаться, с тех пор как выбрала Вронского. Но и его она тоже теряет. В спектакле эта потеря иллюстрировна оставленным кителем. Анна пытается вернуть Вронского, заполучить обратно, а его уже нет. Остался только офицерский китель.

«Участие в таком проекте для меня вызов, — говорит исполнительница главной роли Дарья Павленко, — актерский, как для балерины, да и просто на выносливость, потому что в продолжительном спектакле задействованы всего два танцовщика. В какие-то моменты в спектакле нет танцевальных сцен, но эмоционально, актерски, и драматургически мы все равно включены в полную силу. Даже если просто стоим на сцене или минимально двигаемся, зритель должен понимать, о чем мы ведем с ним диалог».

«Я и раньше танцевала Каренину, — рассказывает Дарья Павленко. — Для меня это противоречивый образ, но не с точки зрения негативных оценок. Многие не понимают, как она могла так поступить, ее осуждают за то, что она ‘упала в любовь’, изменила мужу. У меня нет таких чувств к ней. Первое, что я испытываю — огромное сочувствие и сожаление. Во вторых, этот образ настолько многогранен и честен, что мне он бесконечно за это нравится. Анна честна в своей страсти, в нежелании скрывать любовь несмотря на осуждение общества. Это очень смелая игра не по правилам, которые приняты в обществе, и мне тоже это очень нравится.

Мы с Владом Лантратовым хотим показать любовь, которая не окрыляет. С этой разрушительной страстью Анна не смогла и не захотела совладать, преодолеть ее и стать сильнее. Она сама наказала себя, как-будто свершила над собой некий суд. Как бы мне хотелось ее остановить и спасти, но я, к сожалению, это сделать не могу.

Я убеждена, что Каренина — вечный и повторяющийся типаж, из той же категории, что и Настасья Филипповна в «Идиоте» Достоевского. Так было в XIX веке 150 лет назад, и сейчас, и через 150 лет будут кипеть такие роковые страсти, что никакими высокими технологиями не потушить».