Валерия Гай Германика: «Я начинаю что-то осознавать про высокое искусство»

17 октября в прокат вышел «Мысленный волк» Валерии Гай Германики, который она называет «очень артовым» фильмом. Мы поговорили с самым противоречивым российским режиссером о том, как в кинематографе рождается искусство.

Валерия Гай Германика — настоящий панк российского кино. Когда ей было 22, она привезла на «Кинотавр» документалку «Девочки» и получила Гран-при в конкурсе короткометражек. В 23 начала снимать свой первый полный метр «Все умрут, а я останусь», с которым еще спустя год поехала на Каннский фестиваль и увезла оттуда специальный приз за лучший дебют. Германику смолоду считали самым скандальным режиссером, при этом Первый канал заказывал ей сериалы — «Школа» и «Краткий курс счастливой жизни». Созданный ею в кино подростковый мир, ужасно болезненный, бунтующий, самовольный, называли пронзительным и бессмысленным, сами фильмы — талантливыми и отвратительными. Лишь в одном, пожалуй, были согласны все: Валерия Гай Германика — феномен нашего кино.

Платье, Be Blumarine; серьги, Salvatore Ferragamo; остальные украшения — собственность героини.

Сейчас ей 35, вместе с сестрой она основала компанию Leos Film и готовится к премьере своей новой картины. «Я было думала, что ничего артхауснее "Да и да" уже не сниму, но что-то опять пошло не так, — смеется Валерия. — "Мысленный волк" — очень артовое кино, переходная для меня фаза, интересная, я начинаю что-то осознавать про высокое искусство. Я показала картину одному известному агентству в Америке, с которым собираюсь сотрудничать, и они высоко ее оценили».

На первый взгляд, фильм предлагает понять природу непростых отношений между сбежавшей в российскую глушь, хутор Небылое, балериной (Юлия Высоцкая) и приехавшей к ней дочерью (Елизавета Климова), которые то и дело пугают друг друга волком-людоедом из темной чащи. Однако сюжет с фольклорно-сказочным антуражем, кажущийся то увлекательным триллером, то постмодернистской «Красной шапочкой», на самом деле оказывается философской притчей о страхе, идущем за человеком по пятам. «Мысленный волк — это устойчивый символ в христианстве, образ мыслей, который допускает страх, и этот страх не дает тебе распоряжаться своей свободой, — говорит Германика. — У каждого свой "волк", убежать от него невозможно. Ты всю жизнь с ним в борьбе, просто потом смотришь, как в боксе, у кого очков больше. А свободу я воспринимаю как православный человек. Это когда ты просто живешь и не паришься — доверяешь Богу и не боишься за завтрашний день. Я стараюсь так жить, но если бы у меня получалось, я бы такие фильмы не снимала».

Кадры из фильма «Мысленный волк»

Спрашиваю, какого зрителя режиссер ждет на «Мысленном волке» — понятно же, что ее фильмы не для массового потребления. «На самом деле мне всегда хотелось снять кино для всего человечества, — говорит Германика. — Но натура пока берет надо мной верх». Поэтому она до сих пор не может себе простить поездку с фильмом на «Кинотавр»: «Всему свое место». И по этой же причине вы не увидите предпремьерных активностей в ее соцсетях. «Аудитория инстаграма не пойдет смотреть в кино мои фильмы, там людям что-то другое нужно, — говорит Валерия. — Поэтому я почти его не веду. Подписалась только на всякие аккаунты с животными, энтомологов, орнитологов — люблю смотреть, как змеи рожают, как улитки едят огурец. А фоткать себя все время — у меня нет такого пристрастия. Про себя и свою жизнь мне сказать нечего, я в этом плане закрытый человек. Про меня много писали раньше, у меня от этого травма».

Мои фильмы всегда шли не от ума, а от состояния души, инстинктивно. Если бы я не была такой, какая я есть, со своими травмами, привычками, то не было бы всех моих фильмов.

Камеру в руках Германика держит с 13 лет, но о том, что с ее помощью можно превратить жизнь в кино, она поняла, когда попала к своему мастеру Марине Разбежкиной. «Не знаю, что было бы со мной, если бы я не снимала, — говорит режиссер. — Мои фильмы всегда шли не от ума, а от состояния души, инстинктивно. Если бы я не была такой, какая я есть, со своими травмами, привычками, то не было бы всех моих фильмов». Как она чувствует себя сейчас, в нынешнем контексте российской киноиндустрии? «Люди подсели на ситкомы, на новую неискренность, пластиковость. Мой ум не может это принять, потому что для меня кино — это очень личное переживание, — объясняет Лера. — Меня по-прежнему интересуют болевые точки, люди в крайнем состоянии, одиночество и мировое зло. Зла много, а еще очень много любви. И когда ты это понимаешь, вот на таком стыке рождается искусство. Мне интересно попробовать сделать искусство, а не вот это все».