Илья Козырев: «Когда тебе что-то дорого, ты этим не хвастаешься»

Ее зовут Тамара Юрьевна, из-за ее уроков я перестал относиться к литературе как к школьному предмету. Читать среди моих ровесников было не очень модно, и чувствовалось, что учителю тяжело совладать с классом. Но как-то она находила с нами общий язык и каждый раз так поворачивала тему, что мы начинали смотреть на произведение другими глазами. Так было, например, когда Тамара Юрьевна рассказывала нам об Обломове. Потом ее сменила другая учительница литературы, Лариса Игоревна, тоже увлеченная своим предметом. Мне захотелось все больше в это погружаться, искать в книгах отклик, какого-то параллельного себя. Представлять, что чувствует поэт, когда пишет стихи, задумываться, какая поэзия мне нравится и почему.

А какая?

Мой любимый поэт Борис Пастернак. Его стихи очень сложно пересказать, в них удивительные образы. Люблю стихи Арсения Тарковского, очень к ним подключаюсь.

Я даже точно не помню, как оказался в театральной студии. Кажется, тоже после школьных театральных вечеров, после того, как я там читал стихи.

Что это была за студия?

Белозерский народный театр «Свеча». Им руководит Лариса Александровна Голубкова, человек очень творческий, увлекающийся. Она сама пишет пьесы, она разбирала с нами драматургию Островского, Чехова. «Свеча» — это не репертуарный театр, в студии ты сыграл спектакль пару раз и переходишь к следующей работе, все очень интенсивно. Туда приходят дети, потом они взрослеют, уезжают учиться, появляются новые лица. Взрослые люди репетируют после работы. Кто-то хочет преодолеть свои комплексы, кто-то всегда мечтал о сцене. Это простая история, без претензии на что-то глобальное.

В какой момент вы решили сделать это увлечение театром своей профессией?

Я в то время находился в каком-то потоке творческих занятий, и даже не особенно задумывался, какое из них более увлекательное. В школе серьезно относился к урокам химии, биологии, физики. Не то, чтобы я пытался проявить себя в разных областях, просто мне было интересно познавать мир, а эти предметы как раз и предлагали свой взгляд на то, как он устроен.

Я читала, что вы золотой медалист.

Ну да. Еще увлекался историей и даже подумывал, не пойти ли по этому пути. Но в итоге принял решение попробовать в театральный. Наверное, это просто было ближе всего. Поехал в Москву поступать в Школу-студию МХАТ.

Выбрали именно этот вуз? Что-то знали про него?

Конечно, знал. Ведь когда ты собираешься куда-то поступать, то начинаешь разбираться в институтах, интересуешься, какой мастер где набирает. На первом туре меня слушал Сергей Алексеевич Щедрин. Я читал стихотворение Николая Рубцова «Неизвестный»: «Он шел против снега во мраке/, Бездомный, голодный, больной/ Он после стучался в бараки / В какой-то деревне лесной». И мне казалось, что я читаю так серьезно, проникновенно, а Сергей Алексеевич в какой-то момент начал смеяться. Я не понял, почему, но подумал — если есть реакция, какая бы она ни была, это хорошо.

Не было такого, чтобы я сомневался, думал, что это не мое. Когда вся жизнь бурлит в каком-то едином творческом котле, то течение тебя — хоп, и само плавно выносит. А может, мне просто повезло.

Интересно было учиться?

Конечно. Когда нас набрали, то мастера сказали, что обучение будет экспериментальным. В частности, к обычной программе нам добавили курс по драматургии. Мы изучали, как устроена пьеса, писали сами короткие пьесы. Был курс «Перформативные практики», во время которого мы изучали свое тело и через него старались понять свои внутренние процессы, прислушивались к ним. Думали об актерском здоровье, узнавали, как не воспринимать критику режиссера близко к сердцу, как после спектакля правильно и быстро выйти из состояния, в котором ты пребывал на сцене. Педагог объяснял, как устроены наши суставы, как выполнять пластические и физические задачи, поставленные режиссером, без ущерба для своего здоровья.  

Мне кажется, кстати, что вы замечательно двигаетесь на сцене. Например, в постановке Павла Ващилина «Надо что-то делать», которая выросла из эскиза в рамках проекта «АРТХАБ» и сейчас идет в пространстве «Внутри». Вам нравятся пластические спектакли?

Если в постановке это необходимо и оправданно, то, конечно, это интересно. На курсе у нас был дипломный спектакль «Дни нашей жизни» по Леониду Андрееву, где режиссер Арсений Мещеряков предложил поработать с разными скоростями. Иногда мы в нем двигаемся сверхмедленно, а иногда наоборот очень быстро, как в мультике на перемотке. Это такая гротескная история, немного клоунада — репетировали мы долго и сложно, потому что эти преувеличенные движения требовалось еще совместить с голосовым аппаратом. Сегодня мы этот спектакль играем на сцене театра «Практика». Это, кстати, наша вторая курсовая работа, которая идет в «Практике» — еще спектакль Юрия Квятковского «Расскажи мне про Гренландию». Все ребята с курса теперь служат в разных местах и собрать всех сложно, но такое объединение очень важно. Как сказал наш однокурсник: как здорово, что мы встречаемся не на встречах выпускников, а в работе. В кафе собираться тоже, конечно, неплохо, но куда менее ценно.

Вы студентом начали играть в спектаклях МХТ. Что стало первой работой?

На третьем курсе Марина Станиславовна Брусникина ввела меня в свой спектакль «Деревня дураков», я сыграл там старшеклассника Васеньку.  Потом были «ХХ век. Бал» Аллы Сигаловой и «Новая оптимистическая» Константина Богомолова, где у меня сразу несколько ролей. Вот удивительно, у Богомолова своя манера, но мне в этом спектакле пригодилось все, чему нас учили в Школе-студии на занятиях по сценречи. Хотя мой педагог Марина Николаевна Зайкова — ученица Анатолия Васильева, а у Константина Юрьевича вроде бы совсем другая школа. 

Что вы почувствовали, когда узнали, что вас берут в труппу МХТ?

Я испытывал безграничное счастье и воспринял это известие с трепетом. Но при этом у меня всегда есть внутренняя задача, чтобы не расслабляться, относиться к происходящему с осторожностью. Понимать, что выпавший шанс — это еще и ответственность. Все очень зыбко: как началось, так оно может и закончиться. И когда тебе что-то очень дорого, ты лишний раз этим не похвастаешься — чтобы никто этого у тебя не забрал.

У вас есть ощущение того, что мхатовское пространство — особое?

Безусловно. Это чувство возникло сразу, как только я пришел на первый тур в Школу-студию. Там в это время шел ремонт, и нельзя было пройти через главный вход, все абитуриенты попадали в Школу-студию через служебный вход театра. Ты сразу оказывался во дворе МХТ. И сразу же чувствовал особую энергетику.

В Школе-студии на стенах висят фотографии выпускников — актеров, режиссеров. Они смотрят на тебя живыми глазами, и ты понимаешь, какое громадное количество людей прошло через это место. И каждый человек — неважно, актер он, режиссер, педагог или технический работник — отдавал свою энергию и вкладывал ее в это пространство. Если бы этой энергии здесь было плохо, она бы испарялась. А она здесь сохраняется. И это чувствуется. Когда уже ты отдаешь в этих стенах свою энергию, то не ощущаешь усталости, потому что происходит какой-то обмен с пространством. Когда мы во время Ночи поэзии в МХТ в 4 утра читали с балкона стихи Маяковского, и зал нас слушал, люди не уходили домой — было чувство, будто традиции и современность соединяются, и ты все это впитываешь.

Одна из самых ярких премьер МХТ с вашим участием — спектакль Петра Шерешевского «Маскарад с закрытыми глазами». В этой осовремененной версии лермонтовского «Маскарада» вы играете молодого Звездича и участвуете в диспуте о том, существует ли сегодня понятие чести. А вам как кажется, существует?

Мне кажется, да. Если мы говорим о моральных нормах, то здесь все зависит исключительно от воспитания. Некоторые люди даже и представить себе не могут, что возможно совершить какие-то поступки. Да, сегодня нет дуэлей — это черта уже ушедшего времени, и такие примеры не очень уместно рассматривать в современном контексте. Мы сейчас все погружены в электронную реальность, и, как нам кажется, знаем про других больше, чем раньше. Нам не нужно проделывать сложный ритуал, чтобы выяснить, есть ли у девушки парень — достаточно просто зайти в соцсеть и все там отыскать. Все стало гораздо прозрачнее, и ты можешь свое отношение к человеку показать иным способом. Не давать пощечину, а бросить какую-то реплику. Да даже просто холодно промолчать. Все стало более тонким. Люди считывают реакцию на полутонах.

Звездич — одна большая ваша работа в этом сезоне, вторая — Жак-меланхолик в спектакле Юрия Муравицкого «Как вам это понравится?». Вы до этого играли Шекспира?

Нет, это мой первый опыт. В той масочной манере, которую предложил нам Юрий Муравицкий, работать непросто, но ты чувствуешь в хорошем смысле какую-то безответственность, потому что доверяешь только тексту Шекспира. Текст тебя ведет. Есть только он — и твое умение его донести, которое ты выработал в процессе репетиций. Репетировали мы без грима, поэтому можно было еще воздействовать на зрителя мимикой. А потом у моего персонажа Жака возникло синее лицо, и появилось ощущение, как будто у тебя твое лицо забрали. Стало понятно, что мимика будет видна в лучшем случае до седьмого ряда партера. Значит, остались только голос и поза, пластика. Движения тоже не так много у Жака, за исключением его выхода в зал на знаменитом монологе «Весь мир театр, в нем женщины, мужчины — все актеры».

В общем, это был шанс узнать о себе как об актере нечто новое. Что я, на самом деле, очень люблю. Ведь нет ничего хуже, чем засидеться в зоне комфорта. Нет ничего хуже, чем когда ты выходишь на сцену — и тебя ничто не тревожит. Я про себя могу сказать, что у меня такого еще не было. И слава Богу. Потому что если такое происходит, то непонятно, чем пребывание на подмостках отличается от всего остального, что ты делаешь в своей повседневной жизни.

А часто на спектакле происходит что-то, что вас удивляет, становится неожиданностью?    

Случается. Вот, например, на последнем «Маскараде», когда во время диспута, о котором вы упоминали, Арбенин — Игорь Верник дает моему герою Звездичу пощечину, довольно много зрителей засмеялось. Я был в недоумении. И даже внутренне возмутился. Сразу начал копаться в этом, подумал, а может, так оно и должно быть? Потом понял, что нет, не должно. Просто на этом показе создалась уникальная атмосфера, которая породила такую эмоцию у зала. Каждый спектакль идет по-разному.

Театр в наше время технически супероснащен, кажется, в нем используется все, что можно — вплоть до голограммы, а тем не менее на сцене по-прежнему живой человек. Живые люди сидят за звуковой, за световой аппаратурой. И любая мелочь может поменять ход спектакля. В этом и есть смысл театра, его прелесть.

Команда проекта «13»

Заместитель директора МХТ имени А. П. Чехова по связям с общественностью: Вадим Верник

Видео, режиссура: Наталья Симендеева 

Креативный директор: Юрате Гураускайте 

Фешен-директор: Марина Гесс 

Арт-директор: Денис Ковалев

Фотодиректор: Полина Величко

Мейкап: Анна Радченко / бьюти-пространство Faceology, Регина Химич; Надежда Кленина /MAKE UP FOR EVER, Александра Брунова

Прически: Юлия Куракулова; Яна Кондратьева / бьюти-пространство Chevelure

Продюсер: Ольга Закатова  

Интервью: Александра Машукова

Редактор: Мария Ушакова

SMM редактор: Яна Ковтюх

Координатор: Дарья Зиновьева 

Ассистент продюсера: Елизавета Кондакова