Что открытие «ГЭС-2» значит для Москвы: интервью с Терезой Мавика

К строительству комплекса «ГЭС-2» приложил руку легендарный советский архитектор Владимир Шухов, другой гений — итальянец Ренцо Пьяно, автор парижского Центра Помпиду, — занялся его реконструкцией. В сентябре на площади 41 тыс. м² появятся концертный зал, художественные студии, лекторий, кафе, сувенирные магазины и многое другое. Генеральный директор фонда современного искусства V-A-C и комиссар российского павильона на Венецианской биеннале Тереза Иароччи Мавика переехала в Россию из Италии больше 30 лет назад. Москва стала ее домом, который она щедро наполняет творчеством. Сегодня на бывшей электростанции на Болотном острове фонд V-A-C открывает грандиозное арт-пространство. «Я часто бываю на площадке и каждый раз удивляюсь темпам трансформации, обнаруживаю новую красоту здания», — говорит Тереза Мавика. Несмотря на важность повода, открытие «ГЭС-2» стало для нас лишь одной из тем для большого разговора.

Тереза, ничего подобного «ГЭС-2» по масштабу в Москве еще не запускалось. Скажите, на какие проекты вы равнялись, задумывая свой? 

Был один такой нереализованный проект, свобода и смелость замысла которого потрясают, — Дворец развлечений Седрика Прайса и Джоан Литлвуд в Лондоне, образцовый механизм социального взаимодействия. Переймем его идею и запустим на «ГЭС-2». Сегодня мы как никогда нуждаемся в территориях, где сможем учиться вновь жить вместе, находить смыслы, испытывать вдохновение, и «ГЭС-2» станет таким местом.

Это первый проект Ренцо Пьяно в России, хотя в Москву его звали не раз. Как вы его уговорили? 

Нам не пришлось уговаривать. Ренцо обожает Россию, но, похоже, не находилось предложения, отвечающего масштабу его мысли, его бескомпромиссности, его безрассудству. На первой же встрече, когда мы представили концепцию, он влюбился в проект и без промедления согласился работать с нами.

«Все мы — волны одного моря и имеем равное право находиться на этой земле, где бы ни оказались»

Вы ведь из семьи политиков, учились на факультете политических наук в Университете Востока в Неаполе, но выбрали культуру и искусство. Пытались ли родственники переубедить вас? 

Пытаются до сих пор. Требуют, чтобы вернулась в Италию и занялась политикой. Но вера в нее безвозвратно утрачена. Я считаю, что политика в современном мире исчерпала любые возможности. Достаточно посмотреть на то, что происходит в Европе. При «нападении» вируса каждая страна поспешила закрыть границы. Где он, единый европейский дом? Каждый сам по себе, каждый сам за себя. Политики не смогли разработать общеевропейское решение, а потому, и в этом я убеждена, только культура способна содействовать движению вперед.

А помните ли вы произведение искусства, которое впервые заставило вас затаить дыхание? 

Конечно. Мне не было и трех лет, когда папа привез меня в Музеи Ватикана. Они показались мне тогда огромными. Помню, как в Сикстинской капелле он присел рядом и начал подробный и увлекательный рассказ о фигурах с фресок, украшающих стены и потолок. Эта сцена навсегда осталась в моей памяти.

Однажды вы сказали, что мы любим Италию только из-за ее прошлого. Как вы думаете, почему актуальному искусству в стране уделяют недостаточно внимания? 

Более того, Италия сама любит себя за прошлое и за его же счет пытается легитимировать себя в мире. Политика всегда обращает мало внимания на культуру, а на современную культуру — еще меньше. Эта тенденция, впрочем, сильна не только в Италии, она повсеместна. Недавно разговорилась об опере с одним итальянским дипломатом. Об опере, сложном музыкальном жанре, зародившемся в Италии, который всем миром пересоздается сегодня заново. К моей досаде, оказалось, он считает оперу глубоко буржуазным искусством, которое нет смысла поддерживать. Тем не менее в Италии существует множество частных художественных институций, есть блестящие кураторы. Они героически продолжают работать, совершенствуясь и развивая систему. Верю, что с государственным участием они смогут создать образ Италии как современной страны, а не только как собрания грандиозных древностей.

Какие еще социальные проблемы на родине волнуют вас сегодня? 

К моему сожалению, население Италии за последнее время резко поляризировалось. Появились те, кто развивает националистический дискурс, поддерживает закрытие страны, борьбу с мигрантами, обвиняет их во всех проблемах. Само собой, не все так радужно, часто мигранты — источник конфликтов, но это вновь возвращает нас к вопросу об умении сосуществовать, жить вместе, не так ли? Меня воспитывали на мысли, что все мы — волны одного моря и имеем равное право находиться на этой земле, где бы ни оказались. Классическая итальянская культура — это отзывчивая культура, предельно восприимчивая к другим. В Италии оставили свой след выходцы из всех частей света. Арабы, греки, французы, испанцы... Не зря у Овидия сказано: «Риму предельная грань та же, что миру, дана». На ум приходит скульптура Бернини, где Эней выводит из горящей Трои свою семью. Эней не бросил отца, вынес его на плечах и вместе с ним отправился в Италию, ставшую его новой родиной. Фактически мигрант Эней — вот символ «моей» Италии. 

Сейчас фонд V-A-C восстанавливает после землетрясения филиал римского музея современного искусства MAXXI в Л'Акуиле, в Венеции вы отреставрировали и открыли палаццо Дзаттере, и даже проект «ГЭС-2» — перерождение исторического здания. Вы намеренно не строите с нуля, а даете старым стенам новую жизнь? 

Реконструкция, реактивация и сохранение — задача любой культурной институции. Считаю идеологическим и операционным провалом не использовать то, что уже есть. Нам интересно исследовать, изучать то, что мы имеем, находить связи, отталкиваться от истории и двигаться вперед. Как частное всегда связано с общим, так без прошлого исключено будущее.

На Архитектурной биеннале в Венеции, открытие которой перенеслось на конец августа, вы планируете восстановить павильон России, построенный Алексеем Щусевым в 1914 году. Как появилась идея объявить конкурс и объединить для этого в одну команду самых разных архитекторов? 

Такое объединение — вовсе не оригинальная идея. Имидж художника-индивидуалиста, затворника и отшельника давно устарел. Художники сотрудничают друг с другом, с профессионалами из смежных сфер, с учеными. Хочешь быть современным — учись жить в сообществе, иначе ничего не выйдет. Научно доказано.

Что, на ваш взгляд, объединяет всех художников, сотрудничающих с фондом V-A-C? 

Пожалуй, осознанность. Постановка универсальных, значимых для всех вопросов и неуемный поиск ответов на них. Желание работать не с собой, а с миром, взаимодействовать с ним, изменять, совершенствовать. 

Наверняка вы наблюдаете за происходящим сейчас в Италии. Как, по вашему мнению, вспышка коронавируса изменила страну? 

Я ужасно переживаю. Сегодня от вируса чаще всего умирают пожилые люди. Но не столько по вине вируса, сколько по вине политиков, которые стремятся сэкономить на культуре и здравоохранении. В последние 30 лет каждое правительство в Италии сокращало финансирование здравоохранения. Однако то, что происходит с людьми в моей стране, как они меняются, несомненно, восхищает. Во многих домах люди раньше даже не здоровались, и вот сейчас заинтересовались соседями, помогают друг другу, выходят на балконы, чтобы не чувствовать себя одинокими. Итальянское телевидение, к которому я прикована эти недели, говорит, что в обществе происходят положительные изменения. Мир после эпидемии однозначно будет иным. Каким — мне не дано знать. Могу лишь вместе с другими оптимистами надеяться на лучшее, а также призывать всех, кто причастен к культуре, объединиться и сообща разработать новую идею будущего.

Короткометражный фильм Международного культурного фонда Chanel

Новый Международный культурный фонд Chanel стал партнером московского проекта ГЭС-2 Читать

Незадолго до открытия пространства «ГЭС-2» выступил один из партнеров Международного культурного фонда Chanel наряду с пятью ведущими арт-площадками мира, в том числе Национальной портретной галерей (Лондон), Музеем андеграунда (Лос-Анджелес), Центром Помпиду (Париж). В новом короткометражном фильме фонда Chanel (посмотреть его можно на chanel.com) французский Дом знакомит с программой фонда, нацеленной на развитие художественных идей и укрепление связей между творческими дисциплинами, а также с инициативами его партнеров. Так, лондонская галерея планирует шире представлять творчество женщин-художников, а «ГЭС-2» запустит менторскую программу резиденций для художниц, работающих в жанре перформанса. «Фонд отражает уверенность Дома Chanel в том, что поддержка культурных новаторов важна, — отмечает руководитель направления Chanel Arts & Culture Яна Пил. — За последний год мы увидели, что различные формы искусства могут не только вдохновлять, но и заставить по-новому взглянуть на мир».

Инклюзивность

Параллельно с показом грандиозного проекта Рагнара Кьяртанссона «Санта-Барбара» в пространстве «ГЭС-2» развернется просветительская программа с воркшопами и лекциями, касающимися эмпатии, заботы, эмоционального интеллекта и других тем, условно или явно звучащих в работах исландского художника. Наравне с другими принять участие в мероприятиях смогут посетители с инвалидностью и нейроотличиями — условия для этого в «ГЭС-2» есть. Мы спросили куратора программ доступности V-A-C Сашу Аникушина, с кого из своих коллег он берет пример и как работает инклюзия.

Людей с нейроотличиями в музеях меньше всего. В обществе живет еще множество страхов относительно их «нормальности». А еще большая часть таких людей, если о них некому заботиться, заперта в институциях тотального типа, вроде ПНИ (психоневрологические интернаты). Эта категория посетителей, на мой взгляд, нуждается сегодня в репрезентации больше всего. Психическая нормальность — условность. Работая в мастерской бытовой и социальной адаптации для подростков с РАС (расстройство аутистического спектра) «Мастера и Маргарита», я осознал условность понятия нормы и увидел, что те, кого мы привыкли считать «нормальными», зачастую тоже могут обладать различными ментальными особенностями. Например, мои тики, когда я трогаю себя за волосы или раскачиваюсь на стуле, напоминают мне о характерных поведенческих особенностях знакомых мне людей с РАС.

Ничего про нас без нас — есть такой принцип у непредставленных сообществ. Мы в фонде V-A-C его разделяем. Мои коллеги Влад Колесников и Виктория Кузьмина — носители жестового языка, общаются с глухими и слабослышащими людьми. Будучи носителем опыта, ты лучше понимаешь того, кто сталкивался с теми же проблемами и той же несправедливостью. Если же с тобой общается человек, который через подобное не проходил, это может вызывать вопрос: а почему ты вообще считаешь себя вправе со мной об этом говорить? У волонтеров или людей, которые профессионально занимаются инклюзией, часто возникает синдром самозванца. Мне порой приходится объяснять себе, что я имею право делать свою работу.

На территории «ГЭС-2» появятся работы двух важнейших современных художников Читать

Пару лет назад я выступил медиатором инклюзивного проекта «Искусство быть» в Государственном центре современного искусства. Там были представлены работы художников с инвалидностью, но больше всего меня впечатлил тогда аудиогид, созданный драматургом Мартой Райцес и художницей Анной Ляпиной и озвученный актером Егором Бероевым (вместе с Ксенией Алферовой он основал благотворительный фонд поддержки людей с особенностями развития «Я есть!». — U magazine). Представьте: вы входите в комнату, где все стены исписаны одной фразой «Я тут, я с тобой» — так звучит аффирмация создавшего эту тотальную инсталляцию художника Маркуса Мартиновича, которая помогала ему во время кризисных ситуаций, вроде ночных кошмаров и приступов тревоги. И тут аудиогид вам говорит: «Вы когда-нибудь переживали потерю близкого человека?» Рядом вы замечаете стул, опускаетесь на него и погружаетесь в свои мысли. Аудиогид называет то, что человек испытывает в этот момент, «фантомной болью» и связывает это понятие с ощущением тревоги самого художника. А еще была работа «Лабиринт»: зрителям предлагалось пускать шарики по специальным желобам и таким образом взаимодействовать друг с другом, аудиогид же тем временем зачитывал им правила получения инвалидности в России. В конце звучал вопрос: каково вам было в лабиринте? Мне бы хотелось, чтобы наши аудиогиды работали так же: выполняли адаптационную и интерпретационную функции одновременно, дополняли произведения.

У нас нет инклюзивного отдела, и это наш принцип. Нет отдела — нет проблемы бутылочного горлышка, когда все вопросы замыкаются на паре человек. Вместо этого задачи равномерно распределяются: дизайнеры делают доступный дизайн, редакторы сайта пишут тексты максимально доступным языком, учитывая пользовательский опыт, а наша задача здесь больше консультационная. Мы — такие же кураторы просветительских программ, как и наши коллеги по работе с детьми, просто у нас есть своя специализация. По большей части мы работаем с непредставленными сообществами и людьми с инвалидностью.

В 2016 году на базе музея Вадима Сидура был представлен исследовательский проект Объединения «Манеж» и Фонда развития современной культуры V-A-C «Общее целое». Я не имел к нему отношения, но всегда счастлив о нем рассказать. Кураторы вдохновлялись трудами советского философа Эвальда Ильенкова. В книге «Что такое личность?» он приходит к выводу, что личность не формируется сама по себе, а выстраивается из отношений с другими. В процессе общения со слепоглухим человеком ты понимаешь, что инвалидность — это во многом проблема среды. При создании хороших условий слепоглухой человек может получить то же образование и реализоваться в жизни не хуже, чем зрячеслышащий. Я, безусловно, придерживаюсь такой же точки зрения.

Яндекс.Дзен и «ГЭС-2» запустили партнерский проект к открытию Дома культуры Читать

Раньше был такой разрыв: есть мы, а есть те, кто под определение нормы не попадают. А сейчас есть идея разнообразия, которая продвигает мысль, что все мы разные. Но когда все разные, то этим будто бы и уравниваются. В этом, на мой взгляд, кроется опасность проектов, которые ставят во главу угла всеобщую инклюзию, пренебрегая запросами конкретных людей. Например, можно сделать выставку с переводом на жестовый язык, а можно провести ее с гидом, который этим языком владеет, — думаю, для многих глухих посетителей предпочтительнее посетить экскурсию с носителем их языка. Мне кажется, они имеют на это право. Если люди с нейроотличиями хотят эксклюзивно посещать какие-то выставки, то и они имеют на это право. Смысл не в том, чтобы всех причесать под одну гребенку, а в том, чтобы признавать: люди могут хотеть разного. Моя задача — предоставлять гостям «ГЭС-2» максимальное количество опций.